Девчонки вовремя увёртывались от волны, и лишь босым ногам их крепко доставалось. На Васю они не обращали ни малейшего внимания.

Он слушал их визги, смех, и ему очень хотелось подбежать к ним, стряхнуть с ног босоножки и побегать вместе, но что-то его удерживало. И всё-таки нет — не выдержал! — во всё горло закричал, когда незаметно подкралась громадная волна.

— Эй, вы! Берегитесь! Накроет!

Девчонки не услышали Васю из-за грохота, а может быть, не хотели услышать. Волна их достала, крепко хлестнула, и платья их намокли, прилипли к телу… Так им и надо, мокрым курицам!

— Неактивно живёшь! — толкнул его в плечо Макарка. Вася ничего не ответил, и тот сплюнул сквозь зубы:

— Уклоняешься… Сейчас будет работка. Вишь, последний ставник выбирают, скоро тут будут. Поживиться кой-чем сможем, ненужное отдадут. Ты слушайся меня. — А сам подумал: «Взять у Семёна рыбу надо незаметно, и так про него говорят, что подворовывает рыбку, торгует, на последнем собрании промывали косточки, предупредили…»

— А чего тебя во всём слушаться? — сказал Вася. — Тоже мне мудрец нашёлся! — И пристально посмотрел на море.

Рыбаки шли на байде вдоль ставника и быстро работали руками — волна на глубине не мешала им, вытряхивая из сети рыбу, выбрасывая запутавшиеся водоросли. Потом они дружно ударили длинными вёслами по воде и двинулись к берегу. Двое рыбаков в сапогах до пояса с раструбами, в жёлтых непромокаемых куртках прыгнули в воду и быстро потащили байду на берег. Из неё повыскакивали другие рыбаки и кинулись на подмогу. Потом прыгнули и Макарка с Иваном Степановичем, за ними, с секундным опозданием, подбежал и Вася. Они уцепились за толстый, мокрый, липкий от смолы борт и, хрустя галькой и покрикивая, стали вытаскивать байду подальше от разъярённых волн.

Один сторож, небритый, в мятых штанах из чёртовой кожи и чёрной косоворотке, бездеятельно стоял в сторонке.

— Ну как там, хорошо взяли? — спросил он.

— Как всегда, — крикнул молодой с пышными рыжими усами. — По котам и медузе дали бы три плана! А ну тащи корзины!

Рыбаки за ручки вытаскивали из байды большие круглые корзины, из которых сильно текло. В них тяжело двигалась крупная и мелкая рыба и, норовя удрать, суматошно ползали крабы.

Вася с Макаркой и девчонки стояли рядом и с любопытством смотрели в корзины. Вдруг Макарка прыгнул в байду, в которой оставался рыжеусый, что-то спросил у него, что — не было слышно из-за шума моря, и тот кивнул. Макарка радостно засмеялся, сдёрнул с головы курортную шапочку с длинным козырьком и стал бросать в неё крабов, бегавших по днищу.

— Не всех бери, колоброд! — крикнул ему сторож. — Оставь мне пяток, и чтобы покрупнее…

— Опять сушить будешь на продажу? — проорал сквозь шум моря Макарка.

— А тебе что?

Рыбаки стали сортировать рыбу на старом брезенте. Девчонки изумлённо наклонились над ними, а Иван Степанович уже успел пристроиться поблизости со своим альбомом и, поглядывая на рыбаков, быстро двигал карандашом по твёрдой белой странице.

— Васятка, ко мне! — подозвал Макарка и поднял длинную узкую, как змея, рыбину, упруго двигавшую влажным хвостом.

— Что это? — испугался Вася, — Не ужалит?

— Ужалит, скажешь тоже: в сердце вопьётся — и крышка! — крикнул Макарка. — Это же рыба-игла.

— Я для тебя её взял, Макар, — сказал усатый, которого все звали Семёном; он был в блестящей куртке, густо облепленной гривенниками чешуек. — Высуши — и на рынок! Сувенир. Почище краба.