– А как, по-вашему, я мог выяснить, какой груз увозил «Свободный Таллин» из Одессы? Подслушал в пабе? Случайно подсоединился к чужому телефонному разговору? Разведывательные службы набросились бы на меня, как стая волков.

– Да, набросились бы, – после короткой паузы признал Брок. – Вы заинтересовали бы их куда больше, чем «Свободный Таллин». Вас это совершенно не устраивало, не так ли? Вам требовался не задающий лишних вопросов пассивный союзник, а не офицер-разведчик, умеющий думать. И к кому вы все-таки обратились, мистер Массингхэм? – Брок стоял так близко, слушал так внимательно, что говорить оба могли и шепотом. Поэтому внезапный крик Брока произвел впечатление разорвавшегося снаряда. – Мистер Мейс! Мистер Картер! Сюда, пожалуйста! И побыстрее! Они, должно быть, ждали по другую сторону двери, которую высадили, обнаружив, что она заперта, и встали по обе стороны Массингхэма чуть ли не до того, как последнее слово сорвалось с губ Брока.

– Мистер Массингхэм, – продолжил Брок, – я хочу, чтобы вы, пожалуйста, сказали мне, какому правоохранительному агентству Великобритании вы сообщили, разумеется, под большим секретом, о незаконном грузе, который можно будет найти на борту «Свободного Таллина», отплывающего из Одессы?

– Порлоку, – прошептал Массингхэм между тяжелыми вздохами. – Тайгер говорил мне… если что-то потребуется от полиции, иди к Порлоку… У Порлока везде свои люди… он все уладит… если бы я кого-то изнасиловал… если бы Уильяма поймали с кокаином… если бы кто-то кого-то шантажировал или мне требовалось убрать какого-то человека… в любом случае Порлок помог бы, Порлок работал на него.

А потом, к всеобщему замешательству, Массингхэм заплакал, обвиняя Брока своими слезами. Но на угрызения совести времени у Брока не было. Тэнби маячил в дверном проеме со срочным сообщением, а Айден Белл в компании очень крутых парней ждал наготове в аэропорту Нортолт.

– Синяя плитка, – говорил он ей. – Синяя плитка с арабской вязью, и на ней цифры три и пять, выложенные белым.

Он записал несколько возможных вариантов адреса, и вместе с Агги, плечом к плечу, они сидели на площадках у шоссе, изучая дорожную карту, потом столь же внимательно карту улиц. «Может, эта, Оливер? Как насчет этой?» Она практически ничем не напоминала ему об их близости, разве что иногда направляла его палец, двигающийся по карте, а однажды поцеловала мокрый от пота висок. По телефону-автомату она предприняла неудачную попытку найти англоязычного оператора справочной службы, который мог бы дать им адрес и телефон Орлова Евгения Ивановича или Хобэна Аликса, отчество неизвестно, но, то ли в этот день случился праздник, то ли день рождения, то ли в справочной Стамбула по ночам англоязычные операторы не работали, короче, вежливый голос на очень ломаном английском попросил ее позвонить завтра.

– Вспомни, что ты видел из французских окон, – предприняла она новую попытку, свернув на смотровую площадку для туристов и выключив двигатель. – Какой-нибудь ориентир. Вилла находилась на европейском берегу Босфора. Ты смотрел на Азию. Что ты видел?

Он ушел от нее далеко-далеко. Внутрь себя. Стал тем Оливером, каким она увидела его впервые в Камдене, в сером пальто-шинели, обиженным, с яростно горящими глазами, никому не доверяющим.

– Снег, – ответил он. – Много снега. Дворцы на другом берегу.