– Я пойду один, – заявил Оливер.

– Я с тобой, – возразила Агги. Она уже положила сумку на колени и теперь рылась в ней. Достала сотовый телефон и сунула под сиденье. – Дай мне турецкие деньги.

Он протянул ей толстую пачку, половину она вернула, остальное сунула под сиденье вместе с паспортами Синглов. Вытащила ключ из замка зажигания, сняла его с кольца с брелком фирмы проката автомобилей. Вылезла из кабины. Он последовал за ней. Агги подняла багажник, достала чехол с инструментами, из него – монтировку, сунула за пояс. Закрыла багажник, направила на землю луч маленького ручного фонарика.

– Если тебе надо, у меня есть швейцарский армейский нож, – подал голос Оливер.

– Помолчи, Оливер. – Она наклонилась и подобрала ржавую банку без донышка. Заперла дверцы, показала Оливеру банку и ключ. – Видишь? Если мы разминемся или у нас возникнут проблемы, тот, кто добирается до машины первым, уезжает. Без промедления. – Она положила ключ в банку, банку приставила к внутренней стороне переднего левого колеса. – Встречаемся у минарета. Если не получается, под табло на центральном вокзале, каждые два часа, начиная с шести утра. Тебя же учили, как вести себя в случае чрезвычайных обстоятельств.

– Я справлюсь. Не волнуйся.

– Допустим, нам пришлось разделиться. Тот, кто доберется до автомобиля первым, сразу же звонит Нэту по горячей линии. Для этого достаточно нажать на единицу. Но сначала подключить питание, понимаешь? Ты меня слушаешь, Оливер? У меня такое ощущение, будто я говорю сама с собой. Иди сюда. – Она обхватила его ухо обеими руками. – Это основное правило оперативника. Большинство людей, когда делают то, что не следует, думают, что они герои, хотя на самом деле они – говнюки. А вот если ты все делаешь правильно, у тебя часто создается ощущение, что ты – говнюк. В этом главная ошибка. Ты слышишь меня, Оливер? Ты идешь первым, места тебе знакомы. Марш!

Он шел первым, она за ним. По дороге из утоптанной глины. Пятно света от ручного фонарика освещало ему путь. Пахло лисой или барсуком и росой. Ее рука легла Оливеру на плечо. Он остановился, оглянулся. В темноте не мог разглядеть ее лица, но почувствовал заботу в ее взгляде. «То же самое она должна чувствовать и в моем», – подумал он. Услышал сову, потом кошку, потом танцевальную музыку. Выше по склону, справа, показалась роскошная вилла, ярко освещенная, с забитой автомобилями подъездной дорожкой. В окнах метались тени танцующих.

– Кто там живет? – прошептала она.

– Воры-миллионеры.

Он ужасно ее хотел. Мечтал о том, чтобы они могли сесть в спальный вагон «Восточного экспресса» и заниматься любовью до самого Парижа. Белокрылая сова вылетела из кустов, до смерти напугав его. Он приближался к воротам, Агги держалась за его спиной. От дороги к воротам вели пятнадцать ярдов асфальта. Рядом с воротами, окованными тяжелыми цепями, стояла будка охранника. Ворота освещались прожекторами, поверху тянулась колючая проволока. На каждом столбе, выложенном синей плиткой с арабской вязью, белели большие цифры «3» и «5». Перебежав асфальт, Агги не отставала ни на шаг, Оливер подошел к другим воротам, не столь внушительным, служебным, для прохода персонала и доставки на виллу всего необходимого. Две стальные половинки, в шесть футов высотой, с металлическими пиками поверху, дабы насаживать на них христианских мучеников. За воротами находился задний фасад виллы с ливневыми трубами, бункерами для угля, гаргульями. Агги в свете фонарика осмотрела замок, вставила острый конец монтировки между стальными половинками, осторожно нажала. За язычком замка виднелся проводок.