— Отвратительный мальчишка, — говорила, жалуясь кому-то Мариша, горничная его матери, — сущий Волчонок, как есть Волчонок… Прости, Господи! Так и норовит начудить что-нибудь. Дикий какой-то… Дома ему, што ли, худо живется… все из дому глядит… а здесь что не по нем, так и рвет, так и мечет. И не видать, что барин — зверюшка какая-то сущая, прости, Господи, животная… А штанов-то нарвет сколько да курточек… Сиди с ними всю ночь да штопай! Нет сил больше с таким-то… Ну, а теперь пропал еще… Ищи его всю ночь такого-то! Тут за день умаялся с работой, а вот не угодно ли — бегай за ним, высуня язык…

— Да, уж наградил Господь, послал сокровище — сынка нашей барыне… — произнес другой голос, принадлежащий кухарке Агафье.

— Уж пускай, коли пропал, так и не возвращался бы, а то опять наделает делов! Возись с ним… — снова с каким-то ожесточением произнесла Мариша.

— Что ты, что ты, рехнулась, девушка! — испуганно произнесла кухарка, — беда будет, коли услышит барыня. Ведь барское дитё. Не дай Бог, что случится…

— А пущай случится… Моченьки нет! Надоел он нам! От его шалостей да проделок света не взвидишь. Намеднись я рукавчики барыне гладила, торопилась, а он-то, Волчонок, подкрался, схватил да и удрал с ними-то… Целый час я их по саду искала… Что ж вы думаете: на яблоню закинул, милые вы мои!

— Это что… на яблоню! Он мне в сливки, что для крема приготовлены были, мертвую лягушку кинул… А тут еще мамзелю собакой затравил.

— Злодей! сущий волчонок, — заохала Мариша, — ну, куды уж жалеть такого-то… Наказанье какое!.. Пропал бы на время и то ладно! По крайности бы передохнули бы!

Вова слышал этот разговор от слова до слова. Злоба, горечь, желчь, негодование — все это разом наполнило существо мальчика.

Он забыл в эти минуты, что Мариша и ее собеседница были правы, а думал только одно:

— Вот как! Так вот вы какие! Хотите избавиться от меня… Хорошо же! хорошо! Доставлю я вам это удовольствие, непременно доставлю! Будьте довольны! Убегу от вас всех!.. Да, убегу. Буду скитаться по дорогам, пока не встречу какого-нибудь бродячего музыканта, и буду ходить за его шарманкой… Он будет водить меня по дорогам и селам, а я буду распевать песенки, и проживем отлично! Не будет вам Вовы Хворостина, всем ненавистного Волчонка, а будет странствующий певец — шарманщик, которого не любили, не ценили дома и который ушел из дому, где его не ценили и не любили. Да!

Эта мысль так прочно запала в голову Вовы, что он уже не раздумывал больше.

Где то поблизости снова зазвучали голоса Марьи Васильевны, дяди, мамы… Особенно взволнованно прозвучал голос мамы.

— Надо послать людей в рощу, в лес, в деревню… А может быть, он у лесника, в сторожке, побежал проведать Дамку… — дрожащим голосом говорила Зинаида Вадимовна. — Сейчас же бегите к леснику и приведите его сюда вместе с собакой… Непременно верните Дамку домой, даже если бы и не нашли с нею Вовы… Бедному мальчику это наказание было не под силу!

Сердечко Волчонка дрогнуло от этих слов.

— Мамочка милая! пожалела меня мамочка! — вихрем пронеслось у него в мыслях, и на минуту ему захотелось кинуться к матери, прижаться к ней и вылить перед нею всю свою капризную детскую душу. Но только на минуту… В следующее же мгновенье мысли Вовы приняли другой оборот.

— А все-таки меня не любят дома, все-таки считают злюкою, волчонком, несносным мальчишкой… Все-таки хотят, чтобы я избавил хоть на время от своего присутствия.