— А по-моему, вы далеко не правы, дорогой М-eur Топтыгин, — вильнув своим пушистым хвостиком, произнесла Хитруля. — Мишеньку я бы не выпускала на промысел так рано из берлоги. Смотрите, какой он еще нежненький и миленький, совсем дитя!

И она ласково потрепала меня кончиком хвоста по морде.

— Послушайте, madame, — снова загудел бас Топтыгина, — вы, извините меня, рассуждаете по-бабьи… Ну, виданное ли дело, чтобы такого молодца, — тут он изо всей силы дружески хлопнул меня по плечу, отчего я присел на пол, — виданное ли дело, держать такого парня около материнской юбки?.. Нет, пусть приучается работать с самого раннего возраста и знает, каково в поте лица зарабатывать хлеб.

— Верно! Верно! — почесав у себя за ухом (за единственным, которое у него осталось), произнес Удалец, — мальчик не девчонка и должен рано начать помогать отцу с матерью. — Неправда ли, m-llе Бурка? — обратился Удалец с любезной улыбкой по адресу моей сестрицы.

Сестрица Бурка разносила в эту минуту гостям яйца лесных голубей и дикий мед на больших листах лопуха — самое изысканное, на мой взгляд, угощение.

Сестрица Бурка смутилась и опустила глазки под взглядом безухого Удальца, по которому она тайно вздыхала, и который не сегодня-завтра должен был к ней посвататься.

Но медлил, зная, что мамаша с папашей будут очень противиться этому браку, так как рассчитывали выдать замуж дочку за какого-нибудь молодого человека из нашего медвежьего общества.

От смущения Бурка выронила голубиные яйца… Они совсем неожиданно выскользнули у нее из лап и разбились вдребезги, ударившись о земляной пол берлоги.

— Ну ты, медведица косолапая! — рассердился на Бурку папаша, — ишь, под потолок выросла, а с хрупкими вещами еще не научилась обращаться, — бранил он растерявшуюся и сконфузившуюся до слез Бурку.

— Не извольте беспокоиться, мы этому горю поможем, — с истинно джентльменскою любезностью вступился за мою обиженную сестру Удалец. — Конечно, было бы приятнее принять угощение из таких прелестных ручек, — тут он кинул восхищенный взгляд на мохнатые огромные лапы Бурки, — но если суждено было мне лишиться этого удовольствия, я, нечего делать, поступлю иначе. — И, улегшись на пол он стал подлизывать размазанное по полу угощенье своим красным длинным волчьим языком.

Его примеру последовал и Топтыгин с Хитрулей. Покончив с одним угощеньем, принялись за другое… Мед, поданный на лопухах, пришелся по вкусу одному только старику медведю, для Хитрули и Удальца были поданы свежезадранные утром молодые зайчата.

Когда гости наугощались на славу, снова состоялся совет. Спорили, говорили, опять спорили и, наконец, окончательно решили выпустить меня из берлоги, учить медвежьему ремеслу и всячески сделать из меня хорошего, благовоспитанного и умного молодого медведя…

Был чудесный солнечный день, когда мы выползли с мамашей из берлоги.

— Сегодня я научу тебя охотиться за медом, — проговорила мамаша, пускаясь со мною в путь.

Папаша не был с нами, так как теперь у него была новая забота. На руках и на попечении папаши находился Косолап, который еще не был настолько взрослым, чтобы охотиться одному. Что же касается до Бурки, то она никуда не ходила и в качестве взрослой барышни сидела дома и занималась хозяйством поджидая в то же время не явится ли кто-нибудь посвататься за нее.

Ужасно глупые эти девчонки! Ни на что путное не способны! Только сидят сложа ручки, а мечтают о женихе. Совсем не то, что мы. Итак, был приятный солнечный летний день, повторяю… Я важно выступал подле мамаши с со знанием полного своего достоинства.