— Какой еще с дубинкой? Тут никакого сторожа нет. Ангелов ему сторожить, что ли?

Наломали трухлявых досок, натащили раскрашенных деревяшек, положили на каменную плиту и подожгли. Тысячами огоньков заискрилось и отразилось пламя на узорчатой позолоте разноцветной люстры, на посеребренных иконостасах, на подсвечниках и на пыльных стеклышках разноцветных лампадок.

— Снимай штаны и залезай на ящик! — скомандовал Фигуран. — Выжми да к огню — разом просохнут. Ну, что ты глаза выпучил?

— Да-а!.. А как же я без штанов? — покосившись на образа, завопил опечаленный Степашка. — Разве же здесь баня?.. Тут церква…

Фигуран плюнул.

— А что тебе церковь? — возмутился Кирюшка. — Бога нет. Святые — обманщики. Попы — жулики. У нас на заводе — в церкви кино, а на колокольне — прожектор.

— Да ведь то кино… а то штаны скидывать, — засомневался Степашка. — Ну я скину, а в чем же? Так, что ли, голый?

— В мое пальто завернешься, — позволил Кирюшка. — А мне и так возле огня тепло… В бога только глупые верят. Да которых попы обманули, — усаживаясь рядом со Степашкой, продолжал Кирюшка. — Ну-ка, скажи, если бы был бог, разве позволил бы он советскую власть? Он грохнул бы молнией, да громом, да ветром затряс бы землю. Так бы все и повалилось. А то ничего не валится.

— А учитель рассказывал, что где-то на Кавказе один раз земля дрогнула и что-то там повалилось.

Кирюшка насупился:

— Так это что? Ну, дом какой-нибудь повалился, заборы. Так на их месте новые еще могут построить. Это просто землетрясение. А советскую власть все равно никогда не стрясет.

— А у нас к одной бабке пришел монах, попросил милостыню, а баба его тронула, — не унимался Степашка. — Вот он обернулся и говорит: «Баба, баба, не будет тебе теперь житья от бога!» И что ты думаешь? Прошло года три или четыре. Она уже совсем и позабыла. Пошла баба на свадьбу. Песни пела, с мужиками плясала. Одного только вина почти целый литр выпила. А ночью схватило у нее живот, да на другой день и померла. Вот он ей как правильно предсказал!

Но тут же Кирюшка совсем рассердился. Он облизал губы и сунул Степашке фигу:

— Вот еще предсказатель!.. Кабы она сразу грохнулась, а то через четыре года… Э, так и я тебе сколько хочешь давай предскажу.

— А ну, предскажи, — ухмыльнулся Степашка.

— И предскажу. Все в точку. Ну вот… Вернешься ты сегодня домой, а мать увидит мокрое пальто да взбучку задаст. Не правда, что ли?

— Может, не заметит, — поеживаясь, возразил Степашка.

— Обязательно заметит, — злорадно продолжал Кирюшка. — Ну вот… придет лето — будешь ты по чужим садам да огородам лазить. Хозяева поймают да крапивой, да крапивой хорошенько. Ну, потом вырастешь, а потом обязательно помрешь. Всё, всё в точности предсказываю! — с азартом закончил Кирюшка. — Об чем хочешь давай спорить, что все так и будет. А ты мне «монах да монах»! У нас из города всяких монахов давно повыгнали. Это вот возле таких дураков, как ты, только им и житья осталось.

Взглянув на Фигурана, Кирюшка замолчал. Фигуран насторожился, приложив ладонь к оттопыренному уху, и показал ребятам кулак.

— Что ты? — шепотом спросил, испугавшись, Степашка и поспешно двинулся к костру за своими штанами.

— Кажись, Санька у решетки возится, — тихо ответил Фигуран. — Пусть попробует, все равно снаружи не отпереть.

Фигуран поднялся и на цыпочках, размахивая длинными руками, пошел к лесенке.