Тогда, не растерявшись, Любка схватила попавшуюся под руку кочергу и со всей силой ударила перед собой.

Послышался крик, и, опрокинув кадку со щелоком, ночной гость выскочил в сад.

А Любка, высадив кочергой окошко, заорала так громко, что ее сразу услышали и Калюкиха и Матвей, а за ними и сам Калюкин.

Когда все вернулись домой и мало-мальски успокоились, то стали гадать, что бы это все могло значить.

— И какого черта носит в потемках, — тяжело дышала и охала Калюкиха. — Недавно собака ночью так и рвалась в саду. Говорила я тебе, Семен, сделать замок к коровнику. А ты… ладно да ладно… Сведут корову, будешь тогда помнить.

— Так разве-то Любка корова? — оправдывался Калюкин. — Разве же в баню за коровами лезут?

Опять прикидывали и так и этак. Наконец порешили, что это схулиганил кто-либо из парней. Благо в этот день был праздник и кое-где ребята крепко подвыпили.

— И здорово ты ему кочергой съездила? — заинтересовался Кирюшка.

— Уж попомнит! — злорадно ответила Любка. — Не знаю только, по плечу или по голове ему стукнула. А кочерга тяжелая.

Вскоре улеглись и потушили свет. Кирюшка уже спал, когда на постель к нему тихонечко запрыгнул котенок. Кирюшка втащил его под одеяло, положил около шеи и погладил. Котенок ласково замурлыкал. Тут они оба помирились за утреннее и крепко уснули.

В Каштымове Калюкин и Кирюшка заехали в «Дом колхозника» и здесь, в столовой, встретили Сулина, который пил чай.

Он был весел. Дал Кирюшке мятный пряник. Спросил про Матвея и предложил, чтобы Кирюшка обратно поехал на его телеге:

— У меня конь быстрый. Приходи часам к трем. Живо докатим.

Тут подошел и затараторил Калюкин. Кирюшка не успел ответить ни да ни нет и решил, что потом будет видно, с кем ехать.

— Значит, к трем часам! — предупредил Калюкин. — А если зачем-нибудь понадоблюсь, то я на базе буду. Вон на горке красный сарай. Там на складе спросишь.

Они ушли, и Кирюшка остался один.

Заложив руки в карманы, Кирюшка неторопливо протискивался через ярмарочную толпу. Со столба хрипло и невнятно орало радио. На возах визжали поросята и гоготали связанные гуси. Взобравшись на сколоченный из фанеры автомобиль, какой-то дяденька громко убеждал покупать билеты Автодора.

Возле карусели уже толпились нетерпеливые ребятишки. Но карусель еще не вертелась, потому что куда-то запропастился музыкант, а без музыки никто не садился.

Сначала Кирюшке было не скучно. Но, прошатавшись с час, он почувствовал, что ему и не очень-то весело.

Он повертелся. Купил в палатке стакан орехов. С трудом осилил целую бутылку клюквенного квасу, остановился и задумался.

Повсюду шныряли ребятишки, они сталкивались, о чем-то советовались, спорили и опять разбегались.

И только Кирюшка стоял один, никому не нужный и не знакомый.

Он подошел к добродушному парнишке, который, сидя возле телеги, караулил мерку картофеля и оранжевого петуха, хотел заговорить и предложить орехов. Но паренек этот, очевидно, заподозрил в Кирюшке жулика и так сердито насупился, что глубоко оскорбленный Кирюшка поспешно отошел прочь.

Тогда, вспомнив о своих поручениях, Кирюшка решил разыскать для Любки полметра тесемки, а Калюкихе иголки.

Но, к великому огорчению, разыскивать не пришлось.

Тесьмы во всех палатках было сколько угодно, иголок — тоже.

«Плохо, когда один — и нет никого. То ли дело с товарищами», — размышлял Кирюшка.

С досады он выпил через силу еще стакан морсу и лениво побрел покупать марку.

На почте была толкучка. Кирюшка стал в очередь и вдруг увидел Фигурана. Кирюшка до того растерялся, что выронил из рук двугривенный, и монета исчезла где-то среди чужих калош, ботинок, лаптей и сапог.