О спокойном течении часов и дней остались одни воспоминания. Монахини не могли уделять своей подопечной много времени. Сестра Викторианна не заметила, как девочка вышла из кухни, — она готовила снижающие температуру травяные сборы. Сестра Люсия дежурила у постели супруги фабричного мастера. Мари-Эрмин то и дело приходилось слышать разговоры, молитвы. Она не всегда понимала, о чем идет речь, но некоторые слова ее пугали — например «маленький Сабэн Дюпре умер»… О смерти мальчика другим монахиням шепотом сообщила, без конца крестясь, сестра-хозяйка.

Девочка знала Сабэна, а что такое смерть, не щадящая никого, она помяла, когда увидела поддеревом мертвую птичку. И вот теперь она убежала из кухни и постучала в дверь спальни. Она так соскучилась по сестре Марии Магдалине, что не могла больше ждать.

— Я хочу тебя увидеть! — воскликнула она, не получив ответа.

Молодая монахиня в полубреду услышала звонкий голосок своей любимой малышки, но была так слаба, что не могла пошевелиться, и потому тихо заплакала.

Мать-настоятельница в сопровождении кюре поднялась в кухню — самое приятное место в доме. Сидевшую на полу Мари-Эрмин они не заметили. Когда же сестра-хозяйка всполошилась, малышку она нашла спящей на том Же месте.

— Бедное дитя! — вздохнула сестра Викторианна, поднимая девочку.

Она уложила ее в кроватку, которую из соображений безопасности перенесли в кухню. Отец Бордеро и настоятельница обменялись обеспокоенными взглядами.

— Девочка, должно быть, чувствует себя несчастной, — сказал кюре. — Она очень привязана к сестре Марии Магдалине.

— Увы, это так, — отозвалась сестра-хозяйка.

Скоро в кухню вошла сестра Люсия.

— Матушка, почтальон принес телеграмму, адресованную сестре Марии Магдалине! Я не решилась ее прочитать. Телеграмма пришла из Шикутими.

— Нашей сестре слишком плохо, она не сможет ее прочитать, — прошептала пожилая монахиня. — Посмотрим, что в телеграмме.

Она надела очки и разорвала синюю обертку, в которой так часто приходили плохие новости.

— Господи милосердный! Родители сестры Марии Магдалины умерли этой ночью! Какое несчастье!

Сестра Аполлония попрощалась с кюре и прошла в спальню. Молодая монахиня дремала, на ее лице застыло умиротворенное выражение. Ее затуманенное сознание было наполнено видениями. Мари-Эрмин весело носится по тропинке, вдоль которой растут лютики и ромашки… На девочке симпатичное ситцевое голубое платьице, которое она носила летом. Солнце золотит ее светлые волосы. Малышка смеется и повторяет: «Мамочка! Мамочка!» И напевает хрустальным голоском: «Яблочки-ранетки, красные бока! Красные бока! Красные бока…» Эжен, ее безвременно умерший жених, тоже тут. Он нежно говорит: «Моя дорогая Анжелика», — и по очереди целует ее пальчики…

— Сестра Мария Магдалина, проснитесь! Господи, до чего она горячая!

Дрожащий от волнения голос настоятельницы вырвал несчастную больную из объятий этих сладостных грез. Она открыла глаза.

— Это вы, матушка? Я так устала, очень устала… Как Мари-Эрмин? Я точно знаю: она плачет, одна в темноте…

Молодая женщина села в кровати, лоб ее блестел от пота. Приступ кашля сдавил ей грудь. Задыхаясь, она добавила:

— У меня в груди пожар, матушка. Мне нужна вода, ледяная вода!

— Не волнуйтесь понапрасну, мое дорогое дитя! Я принесу вам напиться.

— Мне уже лучше, и если б не этот кашель… Я могу встать.

Сестра Мария Магдалина отбросила одеяло, встала на ноги и сделала шаг по направлению к двери. Испуганная настоятельница преградила ей путь.