Бывшая сестра-хозяйка монастырской школы ободряюще улыбнулась. Она с умилением вспомнила маленькую девочку, которая, встав на табурет на переменке, пела «У чистого ручья» своим одноклассникам.

— Поторопись! Они будут очень рады, — заверила она молодую женщину.

Появление Эрмин в столовой вызвало волну комментариев и вздохов нетерпения. В ореоле своих солнечно-белокурых волос она направилась к разделяющему столы проходу. Подошел доктор и пожал ей руку. Он счел нужным объявить:

— Нам выпала редкая удача, как мне сказали, принимать у себя настоящую артистку, мадам Эрмин…

— Эрмин Дельбо! — добавила оробевшая молодая женщина.

— Мадам Эрмин Дельбо, которая согласилась спеть для нас всех сегодня вечером.

По телу одного из пансионеров, стоило ему услышать это имя, пробежала дрожь. Он был высок и очень худ. Плечи его покрывал плед из шотландки. На седой макушке наметилась лысина. Изможденное лицо было тщательно выбрито. В журнале санатория он числился под именем Эльзеар Ноле, но на самом деле звался Жослином Шарденом…

Глава 5

Нить времени

Жослин Шарден выбрал имя Эльзеар Ноле не случайно: так звали его покойного деда, фермера, проживавшего недалеко от городка Труа-Ривьер. Это заимствование показалось ему оправданным, поскольку речь шла о члене его семьи. Однако в данный момент то, что он живет под чужим именем, было последней из его забот. Он растерянно глядел на красивую молодую белокурую даму, которая одним своим присутствием осветила столовую санатория. Он рассмотрел ее до мельчайших подробностей. На ней была белая шерстяная кофточка с голубым, под цвет юбки, воротничком.

«Эрмин Дельбо! Эрмин Дельбо! — повторял мужчина про себя. — Если это совпадение, то судьба решила помучить меня. Дельбо… Так звали золотоискателя, который приютил нас с Лорой. Анри Дельбо человек порядочный и честный, бесспорно. Он не взял ни су из моих сбережений, а ведь я предоставил ему право поступить с ними по своему разумению. Я ему весьма благодарен. Эти деньги мне очень пригодились. Эрмин, эту девушку зовут Эрмин, а не Мари-Эрмин…»

Решив наконец, что провидение в очередной раз решило сыграть с ним жестокую шутку, он надел на лысеющую макушку коричневую фетровую шапочку, которую снял перед ужином.

— Дамы и господа, я спою вам гимн нашей страны, думаю, это всем нам придаст сил! — объявила Эрмин.

Стоило зазвучать мощному, идеально чистому голосу молодой женщины, как разговоры и возгласы нетерпения смолкли. Эрмин закончила песню в глубочайшей тишине. Мгновение — и на нее обрушился шквал аплодисментов.

Жослин закрыл глаза. В уголках его губ залегли складки. Он думал о том, что врачи считают излишне сильные эмоции вредными для больных туберкулезом, а значит, сейчас все пациенты были под угрозой.

«Господи, ты, который сохранил мне жизнь! Я никогда не слышал ничего красивее! Что, если это мое дитя? Нет, это невозможно! Любой, посмотрев на эту певицу, скажет, что она принадлежит к высшему обществу, хорошо образованна и богата. Такие вещи чувствуются сразу. Моя малышка Мари-Эрмин, наверное, постриглась в монахини где-нибудь в Шикутими. Я умру, не узнав, как сложилась ее судьба, не увидев ее!»

Он задохнулся, прижал руку ко рту. С ним случился сильнейший приступ кашля. Лоб покрылся потом. С трудом ему удалось перевести дыхание.

«И ждать осталось недолго, — сказал он себе. — Я не увижу ни весны, ни лета. Мне с каждым днем становится все хуже…»

Эрмин бросала взгляды на собравшихся, но почему-то ощущала робость. Чтобы приободриться, она поглядывала на Шарлотту. Девочка сидела на краешке скамьи и лучезарно ей улыбалась.