— Лут, — машинально ответил он, роясь на посту у дежурной медсестры. А ведь я даже не заметил, как он отошел. Надо быть внимательнее, Лёшенька, нехер расслабляться.

А Васька что-то искал очень целеустремленно. Он ради такого случая даже драгоценную бутылку рядом поставил, а ведь еще пару минут назад прижимал ее, аки мать дитя к груди, борясь за свою прелесть с неигроком Кравцовым до последнего. Каждый преодолевает стресс по своему. Главное, чтобы Васька не начал преодолевать свой, как тот же Кравцов, охотясь на бутылки, забив при этом на все остальное.

Тряхнув головой, я снова осмотрел тело. Ничего. Получается, что лут не с каждого неигрока падает. Я потер лоб, а падало ли что-нибудь с Маринки? Не помню. Мне как-то в тот момент не до того было, чтобы по полу вокруг тела ползать в поисках неизвестно чего.

— Вась, ты здесь пока побудь, я в интенсивку загляну, мне кое-что проверить надо.

— Угу, — он кивнул, не отрываясь от своего увлекательного занятия. Что он там ищет-то? Ладно вернусь от Демидова спрошу. — Я вас здесь подожду. Если что, свистите, Алексей Владимирович.

— Обязательно, — я снова усмехнулся. — Это и будет наш сигнал — три зеленых свистка вверх.

— Что? — он поднял голову и посмотрел на меня затуманенным взглядом.

— Ничего, ищи, что ты там ищешь, — легко поднявшись, я прислушался к своим ощущениям. Это уже третий труп, который стал таковым от моих рук. Что я чувствую? А ведь, получается, что почти ничего. Из-за Маринки психовал, это да, а сейчас вполне спокойно к вынужденным убийствам отношусь.

Нет, самим видом трупов ни меня, ни того же Ваську не пронять, это в принципе невозможно, сколько их прошло через мои руки, я уж и не помню всех, потому что мы не боги, и спасти удавалось далеко не каждого. Да и молодой хирург уже повидал за свою недолгую карьеру всякого. Помню, как в одно из наших первых совместных дежурств он явился в белоснежном свитере. Особенно белоснежным свитер казался на фоне кровищи, заливающей пол палаты, на который бросили носилки с тем козлом, из которого эта кровища хлестала, не дотащив до кровати. Кровь была везде: на мне, на Маринке, на санитарочке, которая матерясь пыталась ее убрать, на фельдшере скорой, которая за каким-то хером осталась с нами, пытаясь помочь. Кровь хлестала из практически перерезанной руки, которую этот придурок хотел отрезать на глазах своей «дамы сердца», которая в этот момент хотела его бросить. Помешали ему полностью ампутацию себе произвести две вещи: кость, которую он не смог перерезать, хотя сильно старался, и боль, все же пробившаяся сквозь литры этилового обезболивающего, влитого в тот вечер в этого ошлоебка, и отполированного отборной травой. Помниться, я никак не мог тогда рассчитать дозы наркоты, которую уже сам буду вводить, учитывая то, что он уже принял. И тут Васька в своем белоснежном свитере. М-да.

Войдя в ПИТ, я оглянулся, и что только в голову не придет. Похоже, что это моя реакция на стресс.

Тело Давыдова все так же лежало под пикающими приборами. Подойдя к нему, я покачал головой и уже протянул руку, чтобы отключить коматозника от системы жизнеобеспечения, но в последний момент передумал. Не могу. Вот так просто — не могу. Оказывается, мне все-таки нужна хоть какая-то мотивация, хоть пострадавшая в момент нападения бутылка, но должна быть.

Опустив руку, я подошел к телу Марины, все еще лежащему на полу, именно там, куда ее отбросило ударом дефибриллятора. Присев на корточки, я, стараясь не смотреть в лицо, осмотрел тело и пространство вокруг. Сбоку что-то блеснуло.