— Честно?

При виде разинутого рта Дэнни, его почти голодного выражения, Холлоранн с улыбкой сказал:

— Залезай-ка, посидим несколько минут в машине. Хочу поговорить с тобой. — Он захлопнул багажник.

Венди Торранс из вестибюля «Оверлука» увидела, как ее сын лезет на пассажирское сиденье в машину Холлоранна, а черный повар-великан садится за руль. Ощутив острый укол страха, она открыла было рот, чтобы сказать Джеку: Холлоранн не шутил насчет того, чтобы увезти его сына во Флориду, затевается похищение… Но они сидели в машине — и ничего больше. Очертания детской головки, внимательно повернутой к крупной голове Холлоранна, были едва видны Венди. Но и с такого расстояния она узнала позу: так сын смотрел телевизор, когда показывали что-нибудь особенно захватывающее, так он играл с отцом в «старую деву» или дурацкий криббидж. Джек, который по-прежнему озирался в поисках Уллмана, этого не заметил. Венди молчала, нервно наблюдая за машиной Холлоранна, и пыталась понять: о чем же может идти разговор, если Дэнни так наклонил голову?

В машине Холлоранн тем временем говорил:

— Когда думаешь, что ты один такой на свете, делается вроде как одиноко, да?

Дэнни, которому иногда бывало не только одиноко, но и страшно, кивнул.

— А других вы не встречали, только меня? — спросил он.

Холлоранн рассмеялся, качая головой:

— Нет, малыш, нет. Но ты сияешь сильнее всех.

— Значит, таких много?

— Нет, — сказал Холлоранн, — но время от времени на них натыкаешься. Полно ребят, которые сияют совсем чуть-чуть. И даже не знают про это. Только всегда являются с цветами, ежели их жены погано чувствуют себя во время месячных, хорошо пишут контрольные в школе, хоть учебник и в руки не брали, и, стоит им зайти в комнату, они сразу соображают, что чувствуют люди, находящиеся в ней. Таких-то я встречал человек пятьдесят или шестьдесят. Но всего человек двенадцать, включая и мою бабулю, знали о своем даре.

— У-у, — сказал Дэнни и задумался. Немного помолчав, он спросил: — Вы знаете миссис Брэнт?

— Ее-то? — презрительно хмыкнул Холлоранн. — Она не сияет, нет. Просто два-три раза за вечер отсылает назад свой ужин.

— Я знаю, что она не сияет, — серьезно сказал Дэнни. — А дяденьку в серой форме, который подгоняет машины, знаете?

— Майка? Конечно, я знаю Майка. И что же?

— Мистер Холлоранн, зачем ей его штаны?

— Малыш, ты о чем?

— Ну, когда она на него смотрела, то думала: вот бы забраться в его штаны, и я подумал, зачем…

Больше он не сказал ничего. Из груди запрокинувшего голову Холлоранна вырвался таившийся там басистый хохот, раскатившийся по машине подобно артиллерийской канонаде, такой хохот, от которого затряслись сиденья. Дэнни озадаченно улыбнулся. Наконец, то возобновляясь, то стихая, буря улеглась. Из нагрудного кармана Холлоранн вытащил большой шелковый носовой платок — как будто, сдаваясь, выбросил белый флаг — и вытер льющиеся из глаз слезы.

— Мальчуган, — проговорил он, все еще похрюкивая, — тебе еще и десяти не исполнится, а ты уж узнаешь все о роде человеческом. Только не знаю, завидовать тебе или нет.

— Но миссис Брэнт…

— Выкинь ее из головы, — сказал повар. — И не вздумай спросить маму. Она только расстроится, сечешь?

— Да, сэр, — ответил Дэнни. Он просек это лучше некуда. В прошлом ему уже случалось огорчать маму подобным образом.

— Миссис Брэнт — просто грязная старуха, у которой кое-где чешется, вот все, что тебе надо знать, — он задумчиво посмотрел на Дэнни.