От Кристофа Ленара божественно пахло дорогущим одеколоном, минимум тридцать шиллингов за унцию. Никогда бы не подумала, что он разбирается в благовониях.
— Нам туда… — указала я на выход из зала и немедленно зашагала в нужном направлении. Так сказать, показывая на личном примере, что не стоило задерживаться в коридорах, а следовало быстренько дошагать до учительского этажа и не позволить голодной студентке пропустить обед. На пятом повороте я осознала, что не слышу за спиной шагов Ленара. Отбился, что ли, чудо в перьях?
Резко оглянулась. Новый преподаватель, оказалось, следовал за мной по пятам. Шел бесшумно, как кошка.
— Что-то случилось? — вежливо уточнил он.
— Ничего, — принужденно улыбнулась я.
Но в следующий момент кое-что действительно случилось. Я со всего хода впечаталась в колонну, посмевшую вырасти на пути стремительной и легкой, как горная лань, благородной девицы. От удара из глаз посыпались искры, из рук — шестьдесят переписанных и прошитых нитками канонов, а с уст сорвалось залихватское ругательство, достойное бывшего привратника поместья Вермонт, убежденного сквернослова.
В гулкой рекреации воцарилась ошарашенная тишина. Не знаю, кто из нас сконфузился сильнее.
— У вас очень разнообразный словарный запас, — вдруг вымолвил он.
— Я учусь на отделении изящной словесности.
— Это многое объясняет.
Одновременно мы нагнулись к рукописям и вмазались лбами. Ленар устоял, но уронил очки, а я приземлилась на пятую точку и едва сдержалась от повторной демонстрации разнообразного словарного запаса.
— С вами все в порядке? — испугался мужчина.
— Угу, — сквозь зубы процедила я.
Водрузив на нос очки, учитель начал собирать бумаги, хотя было бы неплохо, помоги он собрать с пола меня. Повозившись, я приняла благопристойную позу. В смысле, позу изящно присевшей на корточки благородной девицы. Без разницы, что принимать пришлось из положения лежа.
Сгрести рукописи в четыре руки много времени не заняло.
— Возьмите, — протянул Ленар свою часть стопки.
— Благодарю, — вежливо ответила я и тут заметила, что на светло-сером пиджаке растеклось чернильное пятно. Похоже, колпачок соскочил и перо со страху выпустило в карман чернила!
— Ваш пиджак! — воскликнула я, указав на стремительно растущую кляксу.
Судя по лицу, Ленар из последних сил сдерживался от крепких выражений. С брезгливым видом он вытащил из кармана опустевшее перо, потом в отчаянье сунул обратно и процедил:
— А дорожный сундук доставят только ночью.
— Тогда скорее раздевайтесь! — спохватилась я и бросилась стягивать с него испорченную вещь.
— Госпожа Вермонт, что вы делаете? Не надо срывать с меня одежду! — вцепился он в полы пиджака, как невинная девица в пояс целомудрия.
— Я не срываю, а спасаю вашу рубашку! — дернула я посильнее.
— Далась вам моя рубашка!
Мы уставились друг на друга. Со стороны картина и впрямь выглядела неприлично. Преподаватель стоял на коленках, а студентка, как тигрица, стаскивала с несчастного забитого мужика одежды.
— Вы правы! Раздеваться посреди коридора нехорошо, — твердо произнесла я и, подхватив рукописи, поднялась с пола. — Разденетесь сразу в уборной.
— Зачем?
— Помогу вывести пятно.
— Я умею, знаете ли, стирать.
— А я колдовать.
— Вы победили, — немедленно сдался он. — Где здесь мужская уборная?
Конечно, где-то мужская комната существовала, но тайное расположение этого сокровенного места меня никогда не интересовало. |