Кэтрин отвернулась, чтобы муж не смог догадаться о ее чувствах. Глядя в окно, она проговорила:
– По-моему, несправедливо, что ты получишь право искать наслаждений в объятиях других женщин, а я буду сидеть дома одна.
Вены у него на шее вздулись, как если бы он с трудом сдерживал какое-то очень сильное чувство. Руки же, лежавшие на коленях, сжались в кулаки.
– Метко замечено, Кэт. Но не обязательно обсуждать этот пункт прямо сейчас. Я не собираюсь оставлять тебя неудовлетворенной в ближайшее время.
Гнев и разочарование охватили Кэтрин. Она даже испугалась силы своих чувств. С одной стороны, она была в ярости от того, что ее муж завел разговор на подобную тему на второй день после свадьбы. Что он вообще посмел признаться в том, что он негодяй. Но с другой стороны, она не могла не восхититься его откровенностью и грубоватой честностью. По крайней мере, теперь она знала, чего ожидать от своего супруга. И ей будет гораздо легче держать свое сердце закрытым для него.
Но она не могла не признать: слова мужа о том, что он желает только ее одну – пусть даже это будет продолжаться недолго, – очень ее взволновали. Да, эти слова взволновали ее самым постыдным образом, и радостное возбуждение с каждой секундой росло, вытесняя все другие чувства и эмоции.
– Как ты верно заметил, наш брак был заключен не по любви. – Эти слова дались ей с огромным трудом. – Да, не по любви, и мы оба прекрасно это понимаем. Нет никаких причин, которые могли бы помешать тебе и в дальнейшем вести привычный для тебя образ жизни. А я найду, чем заполнить свое время, найду себе занятие и не буду сохнуть от того, что сердце моего мужа принадлежит не мне.
Он утвердительно кивнул, хотя, судя по виду, был не слишком доволен тем, что она так быстро согласилась на его условия. Казалось, он хотел что-то сказать, но тут карета стала замедлять ход. Выглянув в окно, Доминик начисто забыл о жене – очевидно, теперь его интересовало только поместье.
Наконец карета остановилась, и Доминик, даже не дав вознице времени спуститься с козел, а слуге с запяток, сам распахнул дверцу и выскочил на снег. Кэтрин же ничего не оставалось, как сидеть в карете, наблюдая за мужем.
Окинув взглядом стоявший перед ним особняк, он вздохнул, но по его лицу нельзя было догадаться, доволен он увиденным или нет. Кэтрин подождала еще немного, затем пересела на сиденье поближе к дверце и тихонько кашлянула.
Доминик вздрогнул от неожиданности, словно совершенно забыл, что в карете осталась жена. Обернувшись к ней, он с виноватой улыбкой сказал:
– Извини, Кэтрин.
Откинув ступеньку, муж помог ей выбраться из экипажа, и она, ступив на занесенную снегом землю, с любопытством осмотрелась. Дом, высившийся перед ними, был довольно большой, однако казался очень запущенным – видимо, здесь давно уже не жили. Несколько окон верхнего этажа были наглухо заколочены досками, а краска на оконных рамах кое-где отслаивалась. Чувствовалось, что дом этот был когда-то гордостью хозяев, но времена эти давно миновали.
И все же дом вполне можно было привести в порядок – Кэтрин нисколько в этом не сомневалась. Ей очень понравились огромные окна; при таких окнах в комнатах почти весь день будет светло. «А отделка фасада просто прелесть, – подумала она. – Надо только не полениться – и весь дом засверкает».
– Ну что? – Доминик взглянул на жену. – Как он тебе?
Кэтрин улыбнулась:
– Я ожидала совсем другого.
– Как я уже говорил тебе, я совсем недавно вступил во владение этим поместьем.
Он пожал плечами с самым беззаботным видом, однако она уже догадалась: по какой-то причине это поместье очень много значит для ее мужа. Иначе зачем бы он привез молодую супругу именно сюда, а не в свой лондонский дом или в какое-нибудь другое поместье?
– Кажется, я понимаю, почему тебе захотелось приобрести этот дом. |