Потом Диллон откинул влажные пряди с ее раскрасневшихся щек.
— Я проснулся сегодня утром, — начал он нежно, — и раньше, чем понял, где нахожусь, поразился, как мне хорошо.
— Я тоже чувствую себя хорошо, Диллон. Я никогда не смогу отблагодарить тебя за…
Он прижал палец к ее губам.
— Все наслаждение было моим.
— Не все твоим…
— Это было изумительно, Джейд. Но это и что-то большее.
Диллон взял ее голову в ладони.
— Мне нравится, когда ты спишь рядом со мной.
— Мне это тоже нравится, — призналась Джейд, словно в тумане. — Очень нравится. Я впервые в жизни спала с мужчиной и не предполагала, что при этом чувствуешь себя так покойно. Неудивительно, что люди придают этому такое большое значение.
— Неудивительно, — улыбнулся он и привлек ее к своей груди. Джейд опустила голову ему на плечо.
— Диллон…
— Да?
— Прошлой ночью, когда я… подошла, ну, ты понимаешь, ж первый раз… — сказала она и запнулась.
— Да?
— Ты сказал: «Нет, Джейд». Почему ты так сказал?
— Я собирался сначала надеть презерватив.
— А-а! Я об этом даже не подумала.
— А должна была. Но поскольку ты этого не сделала, позволь мне заверить, что у тебя нет никаких оснований для паники. Самое худшее, что может случиться, — ты забеременеешь.
Джейд подняла голову и взглянула на него.
— Я никогда не свяжу тебя ребенком.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Ничто не могло бы быть лучше.
Переведя дыхание, она спросила:
— Ты хочешь сказать, что любишь меня?
— Именно это я и говорю.
— Я тоже люблю тебя, Диллон. Я тоже люблю тебя.
Джейд нежно поцеловала его в губы, и снова опустила голову ему на плечо.
Единственные звуки, которые доносились до их слуха, были стук сердца и скрип старых веревок. Они еще долго раскачивались на качелях, пока те не остановились.
Конечно, Ламар виноват в том, что люди избегали ее. Кто захочет дружить с матерью человека, который умер опозоренный, в богомерзком городе? Она не верила ни одному слову из тех, что люди говорили о ее сыне. Ламар не мог быть извращенцам. Он не мог заниматься теми невыразимыми гадостями, которые ему приписывали. Он умер от пневмонии и редкой формы рака кожи.
До сих пор Майраджейн отказывалась верить в чудовищные признания, сделанные сыном на смертном одре. Его слова не могли быть правдой, потому что его разум помутился от болеутоляющих лекарств, а мозг был промыт бесовскими усилиями врачей. В Сан-Франциско все были так перепуганы СПИДом, что любой заболевший человек верил, что заражен именно этой напастью.
Очевидно, Патчетты, как и она, больше не верили в эту ложь, иначе бы никогда не пригласили ее в свой дом.
Глядя на внушительный фасад, которому она всегда завидовала, миссис Гриффит натянула белые нитяные перчатки. Ее ладони вспотели от нервного возбуждения.
С чего бы это Айвену захотелось ее увидеть? Нил намекнул, что дело важное и срочное. Она и предположить не могла, что бы это значило. Но приглашение ей льстило.
Ее муслиновое платье с цветами как нельзя лучше подходило для утреннего визита. Ему было уже несколько лет, но оно превосходно сохранилось. Отец всегда говорил ей, что лучше иметь одну хорошую вещь, чем дюжину посредственных. Когда Майраджейн выбиралась в город, она всегда обращала внимание на то, как теперь одеваются женщины. Похоже, их вообще не волновало, во что они одеты. Невозможно было отличить уважаемых граждан от всякой швали, потому что все были одеты плохо. |