|
— Что же будить завтра? — спросил захмелевший Эхе.
— Ах ты, немчин, немчин! — с укором сказал купчик. — Завтра наш царь батюшка своего батюшку сустретить. Из полона вызволил его, сердешного, от ляхов поганых!
— Нас то завтра по всей дороге вытянут: стой! — гордо заявил молодой стрелец.
— А вы, чай, к Федьке за ребятишками? — спрашивал временем рябой подьячий у рыжего.
— Вестимо, не без этого, — ответил он. — Калечных надоть да плясунишку.
— Есть у него, есть! — сказал тот. — Намеднись он их штук шесть купил. Жмох!
— Уж это как быть должно!
Компания хмелела. У Эхе уже слипались глаза.
— Где у вас спать-то можно? — спросил он у старшего парня, что разливал водку.
— Клети есть для того, — ответил он, — идти хочешь? Эхе только промычал в ответ.
— Алешка, крикнул парень, — веди немчина в клеть на ночевку!
— Идем! — сказал шустрый Алешка и ухватил Эхе за епанчу и провел капитана в клеть, что стояла особняком в глубине двора; но Эхе не мог заснуть, не смотря на выпитое. Он снял тяжелые сапоги и латы, отвязал меч, но из осторожности не снимал кушака и камзола и ему было невыносимо душно в тесной клети; он вышел на двор, обошел избу и вошел в сад, который тянулся позади нее. Бродя по саду он наткнулся на большой деревянный сарай с маленькими оконцами.
Чем-то таинственным, мрачным веяло от этого здания, запрятанного в чаще, особенно теперь, среди ночной тишины и мрака. Эхе, положа руку на нож, осторожно обошел вокруг сарая и уже хотел уйти, как вдруг в стороне послышались шаги. Он спрятался за дерево и увидел Федьку Беспалого. Он вел за руку мальчика и говорил ему:
— Ну, ну, не хнычь! Здесь много таких мальчишек и девчонки есть. Тебе весело будет!
— Мамка моя! Мамка моя! Не хочу тут быть! — говорил мальчик, задыхаясь от слез.
— И мамка сюда придет! Ну, иди, что ли! — И, отворив дверь сарая, толкнул туда мальчика и снова запер дверь висячим замком.
Эхе вышел из засады, когда Федька удалился, и неохотно побрел в свою клеть. В своей походной жизни он видел всякие виды и приучился не вмешиваться в чужие дела; но этот мальчик и его участь как-то интересовали его помимо воли. Он вошел в клеть, но спать уже не мог и беспокойно ворочался с боку на бок. Наконец, встал, надел латы, взял шлем, опоясался мечом и вышел на двор, а потом на пустынную улицу.
5
Князь Теряев-Распояхин, во время пребывания своего в Москве, гостил всегда у Федора Ивановича Шереметьева, начальника вновь основанного аптекарского приказа, с которым сдружился после неудачного похода под Новгород против Делагарди, когда был ранен и лечился через него у врача Дия.
Федор Иванович души в князе не чаял и отвел ему на все времена две горницы в своем доме, который считался одним из самых богатых домов во всем Китай-Городе.
Сейчас после разорения построил ему эти хоромы немец из слободы.
Они были выстроены с теремами, с башенками, с клетями и холодушками, с расписными печами внутри и затейливыми балясинами снаружи. На обширном дворе раскинулся еще добрый десяток изб да бани, да сараи, потому что Федор Иванович держал у себя до 500 человек челяди, как подобало знатному в то время человеку.
Князь Теряев не чувствовал у него ни малейшего стеснения и, случалось, даже не видел своего хозяина несколько дней; но теперь они все время были неразлучны.
Царь Михаил отличал их перед прочими, и они в совете помогали составить порядок встреч возвращавшегося Филарета Никитича. Царь поручил князю Теряеву стеречь приближение Филарета к Москве и тотчас известить его об этом, чтобы самому во-время поспеть для встречи. |