— Так о чем ты гнусишь-то?

— А о том, что занапрасно все это: я боярину-то закинул, так оно так-то повернул мне слово! — воевода сокрушенно махнул рукой. — Не отдаст он своей Ольги за нашего Ванюшу, ни в жисть!

— Дурак! — гневно сказала Матрена. — Ей-то еще четыре годика. О чем говорить загодя? Иди спать лучше!

Она гневно покачала головой и прибавила:

— Лишь бы у князя сыновей не было, а то мое уже дело…

— Мальчонка-то жаль… — вздохнул воевода.

Жена его презрительно усмехнулась.

— Эх, горе-воевода! Тебе бы в мамки идти, а не на воеводстве быть, сказала она.

Воевода снова вздохнул и стал креститься на образа.

14

Опоздал дьяк Егор Егорович. Когда он вошел запыхавшись в кружало, там еще все гости были в великом смущенье.

— Слышь, заговорил пыхтя дьяк, — скоморохи, что из Москвы, не здесь ли?

Целовальник низко ему поклонился и ответил:

— Были здесь, господин честной, только сейчас их от нас забрали.

— Кто, куда? — Дьяк выпучил глаза и грузно упал на скамейку.

— Надо-быть, по какому татебному делу, — ответил кланяясь целовальник: — приходили стрельцы и отвели по приказу судебного старосты. В яму полагать надо!

— В яму, в яму! — передразнил его дьяк.

— Что глаза-то таращишь? Не видишь, что испить хочу! Борода тоже!

Целовальник со всех ног бросился исполнять приказ дьяка и поставил перед ним целую ендову меда, а гости тем временем, боясь нового соседства, друг за другом оставили кружало.

— В яму! — ворчал недовольно дьяк. — Нет, чтобы спрятать их, голова с мозгом! А теперь перед воеводою я в ответе. У-у, песьи дети! Так и норовят дьяка своего подвести. Ну, да ты у меня погоди! Изловлю я тебя с табашным зельем, отрежу твой длинный нос!

Целовальник в страхе даже ухватился за свой нос и стал торопливо кланяться дьяку.

— За что гнев твой? — заголосил он жалобно. — Сам знаешь, что и я, и животишки мои, все в твоей руке. Я ли скуп для тебя? А ты не за что грозишь мне!

— Погоди вот ужо! — бурлил и грозил дьяк, притягивая мед и в тоже время думая, как бы ему обелиться перед воеводою.

А с задержанием скоморохов поспешил Андреев, радея о друзьях своих. Едва он услыхал от губного старосты про скоморохов, как тотчас послал в кружало стрельцов, чтобы схватить их.

— Их было трое из тех, что посетили двор князя Теряева, хотя ни один из них не знал про кражу княжеского сына. Их тот-час привели в разбойный приказ и всех троих заперли в клеть до утра.

— Они сели на грязный, вонючий пол и сперва стали догадываться, за что их взяли, потом ругаться, а там, чуя беду неминучую, горько заплакали.

— На другое утро, ни свет, ни заря, губной староста Сипунов оповестил боярина, что скоморошные люди забраны, и коли будет его желание, пусть придет в губную избу, чтобы вместе допрос чинить этим ворам.

Терехов велел поднести посланцу ковшик пенника, сказал что будет, и сейчас же после заутрени, наскоро отдав приказание управителю, оделся в темный будний кафтан и важно опираясь на палку, пошел в губную избу, — она же служила, так сказать, и местным разбойным приказом.

Там уже ждал его губной староста.

— Здраву быть! — сказал кланяясь Терехов.

— И тебе, боярин! — ответил Сапунов. — Там их и допрашивать станем!

— Ин быть по-твоему! — согласился Терехов.

В это время в избу вошел воеводский дьяк, Егорка Балагуров, и, помолясь иконам, низко поклонился обоим.