— Великое злодейство! — сказал содрогаясь царь. — Ну, да не тужи! Выдам я его тебе головою: сам правду доведаешь. Приди завтра утром, — при тебе указ велю написать; а теперь выпей чашу во здравие!

И пир снова пошел своим чередом.

Далеко за полночь разъехались гости по домам своим. Шереметев дорогою говорил Теряеву:

— Отличил тебя нынче государь супротив всех! Держись теперь Верху ближе; выведешь хоромы и сейчас княгиню перевози.

— Теперь правды дознаюсь! — не слушая его, повторял князь, и лицо его светилось злобной радостью.

На другой день, сейчас после заутрени, князь явился на Верх бить снова челом царю на вчерашнем посуле.

Странное смятение поразило его в покоях. В сенях князь Черкасский озабоченно говорил о чем-то с Иваном Никитичем. С царициной половины спешно вышел князь Владимир Долгорукий. Иван Никитич обратился к нему:

— Ну, что?

Князь скорбно качнул головой.

— В аптекарский приказал послать!

Князь Теряев подошел к ним и поздоровался.

— Али что случилось? — спросил он тревожно.

Князь Черкасский кивнул.

— Царице занедужилось, как с пира ушла; в ночь похужило, а теперь криком кричит…

Все в унынии смолкли.

Дворецкий вышел и сказал:

— Государь князя Теряева перед очи зовет!

Князь вышел и через минуту бил челом своему царю.

Вчерашняя радость сошла с лица Михаила и сменилась скорбной тенью.

— Встань, сказал он князю. — Жалую тебя к руке моей.

Князь порывисто поцеловал царскую руку.

— Вот то, о чем просил ты. Подай, Онуфрий!

Дьяк спешно подал царю два свитка, скрепленных царской печатью.

— Тут, — сказал царь, — наказ чтобы того воеводу сменить, а на место его ставлю друга твоего, сменить, а на место его ставлю друга твоего, Терехова-Багреева, а тут, — он взял другой свиток, — наказ, чтобы шел к тебе Шолохов с повинной головой, а потом в приказ его возьмем.

Князь повалился к царю в ноги.

— А ты, Онуфрий, сие немешкотно с гонцом пошли, да еще наказ боярину Терехову изготовь, дабы все описью принял; и казну, и хлеб, и зелье, и свинец, и весь наряд.

Дьяк поклонился. В это время в палату вошел Шереметев.

— Ну, что государыня? — быстро спросил царь.

— Не ведаю, государь! Сейчас только туда дохтуров Дия да Бильса спослал.

— О-ох! — простонал царь, закрывая лицо руками, — наказует меня Господь сверх сил.

19

Боярин Терехов-Багреев ходил сам не свой, получив от князя послание.

— Чтой-то? — думал он. — И ума не приложу к такому окаянству. Для чего боярин Семен Антонович такое скаредное дело замыслил? И в дружбе не были и делить ничего не делили. Поди ж ты! Оплел его этот Федька поганец и все! Пишет: допытайся! Когда ж это я в жмурки играл? Ишь тоже допытчика нашел!..

И после многих лет послеобеденный сладкий сон бежал от его глаз. В конец измучился со своей тайной добрый боярин. Ольга Степановна стала приставать к нему:

— Свет Петр Васильевич, да поведай ты мне: али горе какое, али черная немощь напала на тебя? Глянь, сокол мой: все-то мы извелись на тебя глядючи. Кажется, все у нас есть: дом-полная чаша, Олюшка растет на радость, да и жених ее отыскался. А ты?..

— Уйди! — угрюмо отмахивался от нее боярин. — Не бабьего ума дело кручина моя, вот что! Такое умственное дело…

— Так ты бы дьяка Егора Егоровича покликал. До всего дошлый человек!

— Ахти! — всплеснул руками боярин.