— Ему предстоит встреча с О'Малли. А я уж не виновата, если он не знает, что О'Малли — женщина.

Епископ рассмеялся.

— Пойдем на палубу, племянница. Сегодня равноденствие, и ночь светла. Взглянем на остров, рассмотрим его обитателей. Кажется, они собираются справлять праздник с языческим пылом.

Они вышли из каюты. Симус отдал приказания Мак-Гвайру, а оба О'Малли встали у палубного ограждения.

Ланди получил название от древнеисландского слова Лунди, обозначавшего птицу-буревестника. Остров нависал над кораблем скалой, темневшей в сумерках. Место таило в себе дикую красоту. Сочная трава позволяла выращивать на острове овец, здесь же кормились морские птицы. На одном конце возвышался маяк, на другом — полуразвалившийся замок де Мариско с единственной на острове пристанью.

Лодка Мак-Гвайра приткнулась к причалу. Моряк быстро прошел по пристани. В ее конце располагалась лавка, где торговали корабельным имуществом, и тут же находился постоялый двор и таверна. В заведении было малолюдно, и Мак-Гвайр присел у стола. Дородная девица в перепачканной блузке склонилась над ним:

— Чем могу служить, капитан?

— Я хочу видеть де Мариско.

— Все хотят, дорогой, но он не с каждым встречается.

— Со мной, я думаю, встретится. Он меня ждет. Я с корабля О'Малли из Иннисфаны.

— Пойду спрошу, — объявила девица.

Мак-Гвайр огляделся. Стены, как в замке, из камня, покрыты плесенью. Циновки на полу знавали лучшие времена. Вперемешку с тростником валялись кости, из-за которых грызлись тощие собаки. И очаг и лампы сильно коптили, столы забыли о тряпке. Девушка вернулась.

— Он сказал, чтобы вы шли за мной.

Мак-Гвайр поднялся и поспешил за служанкой. Уж лучше пойти куда угодно, чем находиться в этой дыре. Девица провела его к каменной лестнице и, поднявшись по ступеням, постучала в дверь.

— Сюда, капитан.

Мак-Гвайр толкнул тяжелую дубовую дверь и оказался в комнате. Его челюсть отвисла от удивления.

Комната оказалась роскошной. Таких богатых покоев ирландцу еще не приходилось видеть: стены увешаны бархатными и шелковыми драпировками, полы застланы великолепными шкурами. Даже в разгар лета в огромном камине пылали яблоневые поленья. На дубовом столе в витых канделябрах горели восковые свечи.

Во главе стола в кресле, похожем на трон, восседал гигант. Хоть он и сидел, Мак-Гвайр понял, что в нем никак не меньше шести футов и шести дюймов. Волосы и аккуратно подстриженная борода черны, как ночь. Голубые глаза чувственно блестели, в левом ухе сверкала золотая серьга. Куртка из тончайшей кожи, шелковая рубашка была распахнута и открывала густые темные волосы, растущие на груди от пупа. Кожаные сапоги доходили до колен, а выше зеленели чулки из зеленой шерсти. У де Мариско сидели две обнаженные выше пояса девушки, которые кормили его лакомствами с серебряного подноса.

— Садись, капитан! — прозвучал громоподобный голос. — Глинис, — повернулся Адам де Мариско к одной из девушек, — обслужи гостя. — При этом он так ее пихнул, что она упала на пол.

Нимало не рассердившись, она тут же поднялась, потирая ушибленное место, и налила Мак-Гвайру бокал вина. Моряк едва смог проглотить его содержимое — так близки от него были девичьи груди с огромными, точно испанские апельсины, сосками.

— На эту ночь она твоя, — объявил де Мариско, и Глинис плюхнулась капитану на колени.

Мак-Гвайр восхищенно улыбнулся:

— Мне по душе ваше гостеприимство, милорд. Видит Бог, по душе! Если О'Малли не уплывет сегодня же ночью, я приму ваш дар. — Он поднял бокал. — За ваше здоровье, сэр!

Де Мариско кивнул:

— Я встречусь с твоим господином, как только он сойдет на берег.