Но тут юноша нахмурился.

– Только не говори мне, что вся твоя любовь к твоему народу и крепкая надежда на возвращение ему его величия, была лишь притворством. К чему тогда тебе любить меня сильнее именно сейчас, когда я стал вождём, а значит, могу приблизить осуществление твоей надежды и избавить тебя от твоей печали? Разве когда мы стояли у входа в бражный зал Долины Теней под изображением Волка, я не замечал слёзы в твоих глазах каждый раз, когда ты глядела на него? Я держал тебя за руку и чувствовал, как она дрожала, как ты вцепилась в меня. Ты вся переменилась в тот момент. Неужели это мне лишь показалось? Неужели всё это лишь обман?

– О, юноша, разве ты не сказал сейчас, что мы стояли там рядом, рука в руке, и во мне росла любовь к тебе? Разве ты не знаешь, что это также большая помощь нашему народу, раз увеличивает желание жить и чтить памятью умерших? Неужели кто-то будет жить и желать, а мы отринем желание и жизнь? Или вот на что ответь мне: отчего вчера в бражном зале ты был таким прекрасным вождём? Отчего о тебе одном были все девичьи помыслы? Отчего ты был своенравен, как бывают некоторые из нас? Разве я, милая твоему сердцу, не стояла там, глядя на тебя и радуясь? Разве нежность любви не вдохнула в тебя жизнь? Неужели же твой опыт воина и дальновидность были не более, чем маской? Неужели тебе безразлична судьба народа Дола? Разве ты бросишь детей своих праотцов и поселишься вместе с чужим народом?

Юноша, улыбаясь, поцеловал её и промолвил:

– Разве я не сказал, что ты мудрее дочерей человеческих? Видишь, какой мудростью ты наделила меня!

Девушка возразила:

– Нет, нет, в моей любви к моему народу не было притворства! Как можешь ты думать так, если прародители и мой род создали то тело, что ты любишь, и в голосе, который тебе кажется нежным, звучат их песни?

– Милый друг, я и не думал так. Я думал лишь о том, кто же я сам такой, как я сам был создан таким, что смог сделать тебя такой счастливой, что ты на какое-то время забыла мечты тех дней, когда мы ещё не встретились.

– О, как же счастлива, как же я счастлива! Но я и не была несчастной. Несмотря на все беды, я не испытывала гнетущего горя – передо мной светилась надежда моего народа. Мои дни были прекрасны, но я и сейчас не знаю, каков предел человеческого счастья.

Несколько минут они молча обнимались, а потом девушка произнесла:

– Друг мой Златогривый, я смеюсь над тем, какой я была не из-за моей прежней глупости – теперь я вижу: всё, что могла сотворить моя хитрость, произошло бы и без неё. Кроме того, ты, считая себя бесхитростным, совершил то, что я хотела, и то, чего хотел ты сам. А вместе с любовью ты приобрёл мудрость.

С этими словами она обняла его и затем продолжила:

– О, друг, вот что мне кажется смешным в себе: раньше ты считал меня божеством и боялся, теперь же ты кажешься мне божеством, и я боюсь тебя. Хотя я так сильно желала быть с тобой с самого того дня в Долине Теней, и хотя медленное течение дней утомило меня, всё же теперь я с тобой и благословляю ту муку ожидания. Ведь именно она заставила меня отбросить страх пред тобой и стать ласковой, и я познала сладость любви к тебе.

Он обнял её, и обоих охватила нежная радость, но они не стыдились своей безмерной любви. Их окружала весенняя долина, и они чувствовали себя самыми счастливыми из живущих.

Спустя некоторое время они встали и пошли через луг домой. Было ещё рано, роса осталась лежать на траве, но её уже освещало солнце. Оно просвечивало сквозь колокольчики шахматного рябчика, напоминавшие теперь капли крови.