Субпрефект Валерио приказал открыть гроб. Зажимая носы, судья, Валерио и сержант Астокури весело улыбались – покойник лежала, закутанный в желтое пончо, и на этом желтом пончо выткана была голова пумы, окруженная красными солнцами и зелеными змеями. Пума походила чем-то на самого покойника. Власти вернулись домой до того довольные, что сержант Астокури отпустил на радостях всех заключенных.
Угрюмая тишина нависла над провинцией.
Глава двадцать первая,
содержащая продолжение разговора, который вели в ту незабываемую ночь выборные Паско
На востоке от Каменного Леса блеснула молния. Ее блеск осветил гневное лицо выборного от Туси.
– Давно уж мне хочется выпустить им кишки.
Выборный от Амбы засмеялся:
– Вот тебе и посчастливилось наконец, приятель.
Острые каменные вершины, что вот уже сто тысяч лет ведут свою битву с небом, много раз повторили громкие раскаты смеха. Выборный от Амбы присел на корточки возле Горемыки.
– Сейчас у нас март. Надо подождать, пока соберут урожай.
– Правильно. До той поры никто с места не сдвинется.
Они повернулись к человеку небольшого роста.
– Борьбу за возвращение незаконно захваченных земель должны начать жители Чинче или Янакочи.
– Невозможно! Всего три месяца назад карательный отряд поубивал всех и вся, сжег селение Чинче. Люди запуганы. До сих пор еще многие семьи не решаются возвратиться в селение, в пещерах живут.
– И хорошо! Именно то селение, где был устроен массовый расстрел, должно снова начать борьбу. Вот вам доказательство, что нас не запугаешь.
Гроза уходила. Горемыка подошел к Агапито Роблесу.
– Я тебя давно знаю. Мы вместе в тюрьме сидели. Правильно?
– Правильно.
Луна освещала решительные, неподвижные лица. Холод становился невыносимым.
– Поместье «Уараутамбо» не просто поместье, – продолжал Горемыка. – Это символ. Не так давно наш адвокат Хенаро Ледесма спросил меня: «Ты слыхал про Бастилию?»
– Нет, Хенарито.
– Бастилия – это крепость, туда французские короли сажали тех, кто восставал против их тирании.
– Тюрьма?
– Самая-самая главная тюрьма. Когда разразилась во Франции революция, народ разрушил Бастилию. Только после этого французский король был казнен. Поместье «Уараутамбо» у нас – все равно как Бастилия.
– Верно.
– Ты знаешь, что реки там остановились, водопады застыли, дети не растут, старики не умирают?
– Вот я и говорю – пока не уничтожим «Уараутамбо», дело не пойдет.
Холод щипал обветренные лица выборных.
– Слушай, Агапито Роблес. Чтобы начать по-настоящему войну за землю Паско, надо взять штурмом это поместье. Люди узнают, что «Уараутамбо» пало, и тогда только поднимутся все общины Паско, а за ними Хунин и Уануко.
– Туси готово подняться, сеньор.
– В Ярусиакане тоже ножи наточены! Как только начальники решат, мы дадим пятьсот всадников.
– То же самое я могу сказать про общину Уалай. Наши господа надеются, что яростные воды реки Мантаро охраняют их. Они считают, что никто не может перейти реку Мантаро.
– Так оно и есть. Разве кто-нибудь может?
– Приходите поглядите! Тысяча двести человек и четыре тысячи.голов скота – все переберутся на плотах на ту сторону!
– Нинао и Рандао готовы вступить в бой за свою собственность.
– Сначала мы в Уариаке возвратим свою.
– Пакойян берется в три дня возвратить десять тысяч гектаров. |