Глаза Амоса открылись, и он взглянул на Джона Медника. Медник встретил его взгляд.

– Ты еще не нашел мою болезнь? – спросил мальчик.

Джон Медник покачал головой.

– Пожалуйста, поспеши, – сказал мальчик и снова закрыл глаза. Медник взял руку мальчика и склонил голову.

Так он сидел несколько мгновений, после чего поднялся и направился к дверям. Мартин Трактирщик ухватил его за рукав.

– Ну? Он выздоровеет?

Джон Медник покачал головой:

– Не знаю.

– Разве ты не вылечил его? – не отпускал его Мартин.

– Не смог, – ответил Джон и покинул комнату.

– Что значит не смог?! – не отставал Мартин.

– Он недоступен для меня, закрыт, – объяснил Джон, направляясь к южной башне. – Мне не найти ее.

– Не найти кого?! Значит, всех остальных в этом городе ты можешь вылечить, а вот для моего сына ничего сделать не можешь…

Они миновали трупики птиц, и Мартин вдруг резко встал на месте, уставившись на них.

– Так вот в чем дело, да?! Я слышал твои угрозы, еще одна птица – и все умрут! – крикнул Мартин вслед поднимающемуся по лестнице меднику. – Вернись, колдун! Я не позволю тебе просто так убить моего сына!

Медник развернулся и спустился вниз.

– Мой сын не убивал этих проклятых пичуг! – набросился на него Мартин. – И я их не убивал! А если ты хочешь кого‑то наказать, наказывай того, кто сделал это!

– Никого я не наказываю, – прошептал Джон.

– Мой мальчик умирает, и ты вылечишь его! – заорал Мартин.

– Я не могу, – выдавил Джон. – Это и есть его дар. Он закрыт от меня.

Мартин словно клещами вцепился в его фуфайку:

– Что за дар?

– Глаза. Дар дается вместе с глазами. Мне дан дар чувствовать боль и излечивать ее. Его дар состоит в том, чтобы быть единственным в мире человеком, недоступным моему лечению.

– Ты хочешь сказать, твоя магия на него не действует?

Джон кивнул и двинулся было к себе, но Мартин снова схватил его за руку:

– Кончай отпираться! Ты можешь исцелить всякого, кого только захочешь! Ты жил под моей крышей тридцать лет, я ни разу не потребовал с тебя денег, а ты похитил у меня сына, приворожил его и научил ненавидеть собственного отца. Так что или ты сейчас пойдешь и вылечишь мальчишку, или, клянусь, я убью тебя!

Джон Медник посмотрел ему прямо в глаза:

– Я бы вылечил его, если б смог. Но я не могу.

Затем он отцепил руку Мартина от рукава своей фуфайки и двинулся наверх. Хлопнув крышкой люка, он сел на кровать, уперся локтями в колени и закрыл лицо ладонями.

Птички придвинулись к нему поближе, а один зяблик даже сел на плечо.

Он слышал внизу гул собирающейся толпы, сквозь невнятное бормотание то и дело прорывались громкие крики.

Но медник ничего не предпринимал до тех пор, пока они не ринулись вверх по лестнице. Тогда он передвинул на крышку люка свою кровать и начал наваливать на нее столы, стулья, все, что под руку попадется, чтобы хоть немного утяжелить вес. Трое мужчин с легкостью справятся с этим весом, но лестница слишком узка, и троим к люку не подобраться.

В крышку люка заколотили. Джон Медник надел еще две рубахи, пару штанов и обе теплые накидки. Засунув в котомку инструменты, немного одежды и кусок хлеба, он привязал к шее лыжи. Затем он распахнул западное окно башни.

В шестнадцати футах под ним белел скат гостиничной крыши. Джон встал на подоконник и, прижав к груди котомку, прыгнул.

Толпа, собравшаяся у гостиницы, заревела. В это же мгновение он по колено ушел в глубокий снег и начал скатываться по крыше вниз.