А когда в затворенные ставни стучал дождь, Амос и Джон Медник просто говорили друг с другом. Хотя Джон зачастую и не слушал – бывало, что Амос задавал вопрос, а медник, очнувшись от дремы, просил повторить его. Но когда он все‑таки слушал, то относился к словам Амоса с вниманием. И однажды Амос попросил Джона научить его лечить людей.

После излечения Калинна, сына Бочкарихи, Джон предпочитал не брать Амоса с собой, видимо, не хотел, чтобы к мальчику прилепилась дурная слава колдуна‑врачевателя.

Но пару раз Амос все‑таки увязался за ним. Он внимательно следил за действиями Джона и вроде бы что‑то понимал.

– Иногда я вижу, как ты это делаешь.

– Правда? – Джон с интересом посмотрел на него.

– Ага. Сначала ты дотрагиваешься до них. До головы, шеи или спины.

– Одним прикосновением человека не излечишь.

Амос кивнул:

– Знаю. Потом ты бормочешь что‑то, и люди иногда думают, что ты читаешь какие‑то заклинания.

– Заклинания?

– На самом‑то деле это обычные слова, – ответил Амос. – Ты успокаиваешь больного. Заставляешь расслабиться.

Джон улыбнулся, но лицо его осталось хмурым:

– А ты ведь и вправду не спускал с меня глаз.

Амос гордо улыбнулся в ответ:

– А затем ты находишь боль и уничтожаешь ее.

Джон Медник схватил мальчика за руку. Пальцы клещами впились в предплечье, Амос даже сначала не понял, почему Джон вдруг рассердился:

– Откуда ты это узнал?

– Ну, узнал. Я наблюдал за тобой, ты закрывал глаза и думал. А потом, когда у больного начинался очередной приступ, ты исцелял его. Боль сама являлась тебе.

Джон наклонился поближе и прошептал:

– А ты когда‑нибудь чувствовал эту боль?

Амос покачал головой:

– Поэтому‑то я и прошу тебя. Научи меня чувствовать ее.

Джон Медник с облегчением отстранился и положил руки на подоконник.

– Слава Богу, – сказал он.

– Так ты научишь меня? – спросил Амос.

– Нет.

И Джон Медник отослал мальчика вниз.

***

Зима выдалась ранняя, жестокие морозы нагрянули внезапно и не отступали до самой весны. В течение трех месяцев лес стоял в оковах нетающего льда, а сильный ветер дул не переставая. Иногда дул с севера, иногда – с северо‑запада, порой – с северо‑востока, и каждая перемена ветра приносила с собой новый снег и новую метель, даже в домах не было спасения от холода – ветер неизменно отыскивал какую‑нибудь щелку, чтобы пробраться внутрь. В первую же неделю деревню совсем замело, и до самой оттепели никто и носа не казал в лес, даже на лыжах.

Спустя месяц начали умирать люди. Сначала отошли самые старые, самые маленькие и самые бедные. За ними последовали пожилые и младшие, а затем беда наведалась и во вполне благополучные дома. И каждый раз, когда случалось несчастье и кто‑то заболевал, обращались к Джону Меднику.

Каждый день у дверей гостиницы скапливались кучки людей, кутающихся в дюжину одежек. Каждый день Джон поднимался, едва забрезжит заря, а ложился уже за полночь. Но за холодами ему было не угнаться, те действовали куда быстрее, чем он, и люди продолжали умирать. То и дело по улицам города проходила маленькая похоронная процессия, везущая хоронить очередной уже окоченелый труп, а обида и злоба на колдуна, который позволил умереть родному человеку, все росла. Земля промерзла насквозь, поэтому ямы рыли уже не такие глубокие; в конце концов, мертвецов стали просто класть на лед и забрасывать снегом, который после обливали водой – чтобы волкам было не добраться.