Он ей не лгал, не пытался обольстить, а честно предупредил о последствиях, за что, безусловно, заслуживал гораздо больше симпатии, чем если бы действовал коварно.

Но что можно в таком случае сказать о ней, если ее привлекает повеса, даже не пытающийся скрывать свои похождения?

Входя в Холси‑Хаус, Дженис все еще кипела от злости, пока дворецкий принимал у нее накидку и шляпку. Псы герцога обнюхали ее со всех сторон. От нее пахло собакой. И сеном.

Отогнав псов, дворецкий спокойно сообщил:

— Все удалились в бильярдную.

— В таком случае мне лучше сразу отправиться к герцогине. — И хотя желание освежиться уже превратилось в необходимость, настал момент повидать ее светлость — и чем скорее, тем лучше. Вдова наверняка сумеет отвлечь мысли Дженис от того, что случилось в конюшне.

— Ваша компаньонка, миссис Фрайди, уже распаковывает свои вещи, — сказал дворецкий. — Она спустится к ужину.

— О‑о, прекрасно. — Эта новость существенно улучшила настроение. Служанка провела Дженис вверх по огромной лестнице, затем по двум длинным коридорам, обогнув несколько углов, и, наконец, по галерее, опоясывающей бальный зал.

— Почти пришли, миледи.

— Боже мой, оказывается, герцогиня живет в полной изоляции. — Дженис почему‑то почувствовала себя очень неуютно, хотя и не понимала, что ее так взволновало: она знавала эксцентричных людей, в Лондоне полно таких.

— Она живет в собственном крыле, — сказала служанка.

— Почему?

— Герцог сказал, это для ее же блага. Он считает, что ей необходимы тишина и покой.

Полезно ли одиночество пожилой даме, которая не вполне в своем уме? Разве ей не нужно общение?

— Полагаю, это согласовано с докторами, — осторожно предположила Дженис.

— Не слышала, чтобы консультировались хоть с одним. — Служанка мрачно на нее посмотрела. — Герцог сказал, что это семейное дело, и приказал нам об этом помалкивать.

Дженис не собиралась потакать чьей‑либо прихоти. Да, сейчас она окунается в омут чужих секретов. Но кто может ее винить? Она приехала по приглашению вдовствующей герцогини, а значит, имеет полное право выяснить, что на самом деле здесь происходит.

Если состояние ее светлости настолько ужасно, не может быть, чтобы с доктором не проконсультировались. Внезапно Дженис почувствовала непреодолимое желание как можно скорее увидеть старушку. «Вот для чего я здесь, а вовсе не затем, чтобы покорить герцога. И уж точно не для того, чтобы мечтать о поцелуях с грумом».

Ее настроение значительно улучшилось. Возможно, сложности, с которыми здесь столкнулась, удастся быстро преодолеть, если она сумеет принести реальную пользу. Дженис не чувствовала себя по‑настоящему полезной хоть кому‑нибудь с тех самых пор, как ее мать, оставив свою швейную мастерскую, вышла замуж. Все, кто окружал Дженис теперь, были хорошо образованными и уверенно стоявшими на ногах людьми. Даже ее младшие брат и сестра, Роберт и Синтия, несмотря на склонность к шумным развлечениям, которые ее совсем не привлекали, отличались практичностью и деловой хваткой.

Служанка между тем остановилась перед внушительной дверью и, тихонько постучав, провозгласила:

— К вам леди Дженис Шервуд, ваше величество.

— Впустите, — произнес слабый голос высокомерным тоном.

Дженис робко вошла в комнату, которая оказалась маленькой и темной, совершенно непригодной для больной старушки.

Сиделка в углу складывала белье. На кровати, утопая в подушках, лежала миниатюрная пожилая леди с совершенно седыми волосами, гордо вздернув нос и подбородок, одетая в симпатичный розовато‑лиловый муслиновый халат.

— Я с нетерпением ждала вашего прибытия.