– Еще у павианов так же. Есть альфа самец. Каждый год меняется, потому что предыдущий дохнет под танком. Телевизор смотрел?

– Чего там?

– Такие же павианы на баррикадах.

– И чего?

– А девушки должны прожить жизнь долгую и счастливую.

Андрей стоял, переваривал информацию.

– Так бы и говорила, – расплылся он в улыбке, – что девушки обделены счастьем. Вы ж убогие. От этого и страдаете.

Агата глянула на него из под упавшей на глаза челки. На его жалкую улыбку, на худое лицо. Чего с ним говорить? Только время тратить.

Она бродила по улицам, дремала на лавочках, заглядывала в магазины погреться и стащить булку. День тек сквозь пальцы, поглаживал ветерком из кондиционеров по сухой коже, бросал камешки в кроссовки.

В первую секунду, когда ее позвали по имени, Агата подумала, что у нее глюки. Темно, гуляют призраки людей. И вдруг:

– Агата! Это ты? Варнаева.

Дарья Викторовна была невысокой полной женщиной с одышкой. Ее пухлые щеки с красными прожилками всегда вызывали сожаление – зачем человек живет, чего хочет?

– Агата! Ну, что ты? Как?

– Все нормально, – бесцветным голосом отозвалась Агата.

– Что мама? Врачи что говорят?

– Вроде поправляется. Лекарства нужны постоянно.

– Конечно, конечно, лекарства. – Дарья Викторовна зашебуршила пакетами в своих руках. – Ты что нибудь ешь? Похудела, смотрю. Вот, возьми. – Она распределила пакеты. Один протянула Агате: – Там пирог с грибами, мандарины и конфеты. Поешь. Выглядишь плохо. Сейчас уже поздно, а завтра я могу зайти посмотреть, что и как. Ты когда завтра уходишь то? С тобой сходить не надо? С врачом поговорить?

Агата приняла в безвольную руку тяжесть сумки. Из под белого полиэтилена выступали бугорки мандаринов.

– Я там завтра на весь день, – произнесла равнодушно. – В аптеке обещали рано утром лекарство привезти.

– Конечно, конечно.

Дарья Викторовна изучала содержимое своих пакетов, не глядя на Агату. Зато Агата смотрела. Во все глаза.

– Что же ты сразу… – Учительница принялась перекидывать сумки в руках, распахнула большое портмоне. – Вот, у меня тут пока пятьсот. А завтра подумаем, что можно сделать. Пускай твоя тетя позвонит мне. У тебя же телефон есть?

– Есть.

– Вот, – удовлетворенно закивала учительница и вздохнула, вполне довольная собой. – Пускай позвонит, мы все обсудим. Стрельцов приходил?

– Да, он мне очень помог.

Агата смотрела вдоль двора. Детская горка, кусты, машины – мест много, чтобы спрятаться, а потом выскочить с десятком авосек в руках. Она так и видела, как учителя обсуждают всю ту ерунду, что она наговорила утром.

– Вот, сразу надо было. – Дарья Викторовна утомленно переступила с ноги на ногу.

– Я пойду, – еле слышно произнесла Агата. – А то голова что то кружится.

– Конечно, конечно. И не молчи. Звони! Поняла?

– Спасибо вам, – прошелестела Агата, поворачиваясь к подъезду.

Тетрадок на коврике не было. Они лежали на тумбочке в прихожей.

– Агата! Наконец то! – вышла из кухни мама. – Где ты была?

– В магазин ходила. Вот. – Все тем же безвольным жестом Агата протянула маме сумку Дарьи Викторовны.

– В магазин?

Мама распахнула пакет, заглядывая в него.

– А что это за тетрадки у двери?

– Это Ванька заходил. Я попросила его со мной позаниматься. Мне же надо нагонять пропущенное.

Мама уставилась на Агату. Дочь медленно, очень медленно стянула куртку, вынула ноги из мокрых кроссовок и пошла в комнату. Кроссовки посередине прихожей, но мама поправила сама – Агата ведь устала.