Женщины вообще сообразительнее мужчин, верно, Викки? – Сьеррита подошла к ней и присела рядом. – Ты чего такая... Как будто То Самое зеркало видела?
– Hе знаю. – Викки пожала плечами. – Просто жутковато вдруг стало. Сегодня происходит как‑то слишком много всего, вам не кажется?
– Еще как кажется. Пойдем, развеешься! – Сьеррита схватила ее за руку, поднимая со скамейки. – Пойдем, пойдем!
Она была веселой и беззаботной. И Майк радостно скалился. И день был таким обычным. Обычные люди вокруг. Обычный парк, с обычными деревьями.
– Айда на гравигорки! – предложил Майк.
Вдвоем с Джиной, они подхватили Викки с двух сторон и повели‑понесли по узким дорожкам.
Нет, все и вправду было здорово. И эта парочка менестрелей – просто замечательные ребята. И солнышко светит. И где‑то играет музыка.
Майк рассказывал что‑то. Джина хохотала. Викки прислушалась – это был совсем новый анекдот, и уже через несколько минут она веселилась так же беззаботно, как ее новые приятели. А почему, собственно, было не веселиться? Завтра, вернее, сегодня ночью, ей исполнится девятнадцать. А сегодня вечером H'Гобо и Сьеррита выступают в «Хилтоне». Это звездный час для них. Шанс, которого иным не достается за всю жизнь.
Огромный базовый корабль и изображением синей чайки на носу приближался к Живиле. И уже вынырнул из “прыжка” и стремительно несся к планете грозный, верткий, неуязвимый, вошедший в легенды «Скат.» А в капитанской каюте, над узкой койкой, висели в изголовье два тяжелых, чуть расширяющихся к острию, стальных клинка.
***
Путь так нелегок. Цель так неблизка.
Бредешь проклиная судьбу.
Что так жестоко. Зло и капризно.
В сердце зажгла звезду...
Hизкий голос Сьерриты чуть вибрировал, отдаваясь эхом во всех уголках огромного зала космопорта. Переливчато‑гулко пела гитара под тонкими пальцами. Черноволосая, черноглазая, высокая, девушка казалась необыкновенно красивой. И ее одежда, сшитая по какой‑то немыслимой выкройке, выглядела действительно костюмом древней Земли, времен крестовых походов, когда бесчисленные армии закованных в латы рыцарей верхом на тяжелых лошадях, гулким топотом копыт и железным лязгом доспехов наполняли песчаные просторы Палестины.
Тонко плакала флейта, выводя узоры мелодии. Иногда H'Гобо опускал ее и присоединял свой голос, неожиданно высокий и мягкий, к низкому голосу Сьерриты.
... Изгоняя печаль, сияет Грааль,
Твой озаряя путь.
Твой озаряя путь.
– мягко повторила гитара.
Зал молчал.
Песня закончилась и тогда, медленно, словно бы нерешительно, стало возвращаться привычное оживление космопорта. Заговорили, сливая голоса в неразборчивый гул, люди. Потянулись к музыкантам, щедро бросая деньги в раскрытый гитарный кейс. Менестрели выступали здесь, следуя обычаям своих легендарных предшественников. И Викки, стряхивая с себя наваждение старинной музыки, чуть отстраненно смотрела, как падали и падали деньги, уже закрыв дно пластикового футляра.
– Спасибо. Спасибо господа. Благодарю вас. Спасибо. – Сьеррита укладывала аппаратуру. H'Гобо помогал ей. Викки подошла:
– Я могу помочь?
– Ага. Сложи деньги в сумку. – Джина улыбнулась. – Давно мы так не выступали, верно?
Они пропустили начало оживленного движения у дверей, ведущих на летное поле. А когда обернулись посмотреть, там уже трудно было что‑то разглядеть. Суетились репортеры. Распихивая друг друга локтями, рвались пролезть как можно ближе, продраться сквозь толпу. Спешила туда полиция – появляться на Живиле представителям прессы было строго запрещено. |