- Ни одной штуки! - воскликнул Сосун.

- Будьте благоразумны, - настаивал Грызун. - У вас останется ведь половина скота. При вашем искусстве разводить телят вы, в какой-нибудь год времени, удвоите опять свое стадо.

- Ни одной штуки! - с решительностью повторил Сосун. - Мы веками, неусыпным уходом развили эти редкие породы, а вы, не ударив палец о палец, хотите забрать себе вдруг, ни более, ни менее, как половину того, что мы нажили!..

- Да ведь вы в нашей власти, - доказывал Грызун. - Мы - коренное воинское племя; сквозь цепь нашу вам не прорваться.

- Штурмуйте, если хотите. Мы за себя тоже постоим.

- Нет, штурмовать вас мы не будем, но мы заморим вас голодом.

- О, провианта у нас довольно!

- Ну, этому-то я не поверю. Не сами ли вы, два дня назад, говорили мне, что магазины ваши еще пусты?

- Магазины - да. Но у нас есть образцовое стадо коров; оно прокормит нас хоть круглый год.

- Так вы добровольно не сдаетесь? - спросил Грызун.

- Разумеется, нет.

- Ну, так мы заставим вас сдаться!

- Это как же?

- А вот увидите.

Оба военачальника холодно отдали друг другу честь и разошлись.

Вернувшись в свой лагерь, Грызун созвал в траншее военный совет.

- Так и так, - рассказал он. - Они не сдаются. Вскоре, конечно, раскаются, безумцы, но прежде, чем обратиться к крайнему средству, к грубой силе, я думаю испытать еще одну военную хитрость. Дело опасное, и потому я рискую только одним собой. В полночь я отлучусь. Если к рассвету я не вернусь, то, значит, хитрость не удалась и меня нет в живых. Тогда можете избрать из своей среды другого главнокомандующего, и он уже решит дальнейший план действий.

В полночь Грызун в самом деле исчез. Куда? никто не видел. Но за полчаса до рассвета на неприятельском валу поднялась суматоха. Вслед за тем в траншею к рыжим скатился сам Грызун.

При слабом свете предрассветных сумерек рыжие воины с ужасом увидели, что главнокомандующий их серьезно ранен: левая из задних ног его была начисто оторвана, тело в нескольких местах растравлено едкою муравьиною кислотой.

- Росы… - прошептал он.

Роса была тут же подана, раны обмыты и обложены целебною травой.

Из неприятельского лагеря донеслись жалобные вопли.

- Ага! заметили, небось! - проговорил с усмешкою Грызун.

- Да что вы там натворили генерал? - спрашивали, недоумевая, окружающие.

- Перегрыз им всю траву на пастбище, стебель за стеблем. Теперь у скота их нет корма и они, волей-неволей, должны будут сдаться.

- Да как же вы попали туда?

- А с дерева, вон, спрыгнул к ним вниз. Назад только пришлось идти по земле; ну, и поплатился немножко. Но, друзья мои, я, признаться, устал-таки от работы. Дайте соснуть часок.

Он накрылся одеялом-листочком и тут же забылся богатырским сном. С восходом солнца на неприятельском валу появился с зеленою веткой Сосун. Сон подкрепил Грызуна, и бодрый, как всегда, он пошел к демаркационной линии между двух лагерей, где ожидал уже его Сосун.

- Доброго утра.

- Здравствуйте.

- Сдаетесь?

- Не безусловно, - отвечал Сосун. - С пастбищем нашим вы подкосили, правда, и нас. Но зимой мы держим скот дома, в коровники, стало быть, с грехом пополам, прокормили бы его и так. Тем не менее, от бескормицы мог бы открыться падеж. Поэтому мы готовы расстаться с половиною скота…

- А мы тотчас же снимем осаду, - прервал Грызун.

- Погодите, дайте досказать. И мы, как и вы, благородные муравьи. Отдать вам без боя половину своего добра значило бы - уронить себя на веки. Бой неизбежен. Но мы не заклятые кровопийцы. Вопрос может быть разрешен и простым единоборством между вами и мною. Победите вы - берите себе без разговоров половину скота; побью я вас - уходите, с чем пришли.