— Не знаю, чего ты добиваешься, — дрожащим голосом начала Марианна, — но должен же понимать, что это бессмысленно! Мы расстались два года назад! Между нами все кончено! И вдруг ты…

— Ошибаешься. — Он сдвинул темные очки на нос и окинул ее колючим взглядом. — Для меня ничего еще не кончено. Ты, Анни, нарушила наш договор. Так что же, скажешь этому клоуну, что тебя не будет до вечера, или мне сделать это самому?

— Скажу, — сдалась Марианна. Он прав: они должны поговорить и во всем разобраться. Но сказать правду она не может — значит, придется снова лгать. Зачем только она вчера призналась Хадсону, что никакого другого жениха не было! Он, конечно, не поверил; но этого оказалось достаточно, чтобы заставить его мозг — искушенный мозг адвоката — заработать с новой силой. Может быть, для этого он и приехал — чтобы вытрясти из нее правду.

Кийт выслушал ее, поджав губы и скорчив недовольную мину, но возражать не стал: в конце концов, он сам только что объявил перерыв до вечера. Марджори, дождавшись, когда Кийт отвернется, подмигнула и подняла вверх большие пальцы в знак одобрения и поддержки. Марианна не ответила на ее улыбку и поплелась назад, к Хадсону; чувствовала она себя хуже некуда.

Теперь к страху перед Хадсоном присоединилась досада на Кийта. Что с ним такое? — думала Марианна. Ни разу за все эти месяцы она не говорила и не делала ничего такого, что он мог бы расценить как поощрение. Более того, неоднократно, хотя и достаточно тактично, намекала, что его ухаживания оставляют ее равнодушной.

— Кажется, он остался недоволен. — Хадсон не мог, да и не пытался скрыть удовлетворение.

Марианна бросила на него сердитый взгляд и скользнула на пассажирское сиденье.

— Неужели ты все это затеял, только чтобы позлить Кийта? — фыркнула она. — Как это мелко!

— Ах, Анни, как ты можешь! Настолько не верить благородству моих намерений. Я просто убит. — В его глазах читалась откровенная насмешка.

Марианна пробормотала сквозь зубы ругательство, которого прежде никогда не употребляла. Опомнившись, она покраснела и испуганно прикрыла рот рукой.

— Ты ужасный человек!

— Э-э… прости, но, если не ошибаюсь, выругалась именно ты. И весьма грубо, должен заметить, — насмешливо протянул Хадсон. — Не знаю, кто учил тебя таким выражениям, — продолжал он наставительным тоном, — но, если бы мы были в отеле, я бы вымыл тебе рот с мылом!

— Обычно я никогда… то есть… — Марианна совсем потерялась. Хадсон, очевидно, почувствовал, что она сейчас разрыдается.

— Успокойся, Анни, мне случалось слышать комплименты и похлеще, — сказал он мягко, хотя в глазах его по-прежнему плясали насмешливые огоньки.

Действительно, по роду занятий ему приходилось иметь дело с проститутками, воровками и мошенницами, и грубая брань из женских уст едва ли могла его шокировать.

Два года назад его привлекла в Марианне именно невинность, почти детская наивность и чистота, так резко контрастировавшая с его собственным миром — растленным миром преступников, полным корысти и жестокости. Но Марианна обманула его — и эта мысль была как удар обухом по голове. Она хладнокровно посмеялась над ним и сбежала. Предпочла ему другого.

И снова, в который раз за эти годы, жгучая ярость охватила Хадсона, и он заскрипел зубами, пытаясь сдержать ослепляющий гнев.