Наконец замерли, похожие сейчас то ли на инопланетян, то ли на средневековых рыцарей, сжав рукояти автоматов. И никакая это не паранойя, гораздо глупее делать вид, что ничего не происходит, и никакой опасности нет. Можно было бы пожать друг другу руки, кивнуть, наконец, но вместо этого — пальцы сомкнулись на дуге штурвальчика. Только что смазанный запор сдвинулся, даже не скрипнув, Ваня потянулся к двери, взялся за гнутую скобу рукояти.

Что-то ударило в рыжее полотно с той стороны. Пальцы рефлекторно сжались, каблуки заскользили по доскам. Задребезжали лампочки на разматываемом проводе. Словно змея, изгибаясь неестественно, он скользнул в темную щель; ладонь обожгло. Упираясь ногами и вцепившись в напарника, Иван толкал дверь, шипя сквозь сжатые зубы, видел побелевшее от напряжения лицо Лапина, зрачки Андрюхи, от страха похожие на темные туннели. Пугающего несоответствия прибавлял тот факт, что напряженная эта борьба проходила в полнейшей тишине, только елозили подошвы по крашеным доскам. Из темноты коридора послышался надрывистый плачущий стон, створка задергалась, и на рыжее железо легли длинные бледные пальцы.

Страх удесятерил силы. Одним рывком напарники захлопнули дверь, но белая кисть успела исчезнуть. По ушам ударил истошный визг, заморгали лампы в светильниках, загудела под ударами извне крепкая створка. Одним движением Иван провернул запор, отскочил на метр и замер, тяжело дыша. И вновь тишина, и ничего не напоминает о случившемся. Только канувший в темноту провод с лампами и тихий-тихий жалобный задыхающийся плач, там, за закрытой дверью, в тесной глубине выстуженного коридора.

* * *

—  Рация накрылась. — Лейтенант бережно уложил бесполезный теперь пластиковый брусочек на стол. — И «таишник» тоже сдох...

—  Где-то провод перебит, товарищ лейтенант. Можно выйти, проверить.

—  Под снегом-то? — Лапин махнул рукой.

Ваня подскочил, как ужаленный, бросился к железному ящику, висящему на стене. Распахнул его. И замер...

—  Сигналки ищешь, Вань? — Командир тяжело вздохнул и сгорбился над столом. — Нет их. Давно уже нет. Существуют только на бумажках. Все-таки военное раздолбайство пережило даже Третью Мировую. Все как всегда: в ведомости — пожалуйста, три штуки, а на деле — пыль. И грязь иногда. Ладно, товарищи стажеры, команда «отбой». Ложитесь спать, а завтра, как рассветет, я сам до поселка пробегусь, помощь вызову.

* * *

Здесь не увидишь снов. Нет никаких видений под закрытыми веками, только ватная темнота, словно мрак выбрался из заброшенных помещений, просочился под дверью и потихоньку, исподволь, поселился в душах людей. Каждый раз Иван заставлял себя заснуть. Утыкался лбом в прохладную стену, закрывался в своем крохотном мирке сгибом локтя, прятался от темноты в темноте. Забавно, не будь все так жутко.

Рано или поздно забытье подкрадывалось совсем близко, забиралось на подушку, придавливало голову своим мягким весом. Часы и минуты сна выпадали из жизни, проваливались в какую-то сказочную бездну. Но, хоть сновидений и не было, просыпаться было тяжело, практически невозможно. Сна не было, только визгливый детский голос в самое ухо: «Выпусти меня отсюда...»

Тихое, почти незаметное поскрипывание. Равномерное, навязчивое, сводящее с ума своей монотонностью. Первые несколько минут Ваня терпел, не в силах выпутаться из липких тенет забытья. Но противный звук не исчезал, и глаза пришлось-таки открыть.