Банку прижал к груди, а сам опять глянул в окуляр.
Полного затмения уже не было. Черный диск тихо двигалса и снова открыл – теперь с другой стороны – солнечный серп. Без фильтра серп казался ослепительным, Лесь засмеялся и заморгал.
Для излучателя у Леся заранее был приготовлен приклад. Выструган из обрезка доски. Вроде маленького самодельного ружья.
Лесь изолентой примотал к этому ружьецу банку. Длинную резинку затвора соединил с проволочным крючком. Нажмешь спуск – откроется в донышке клапан…
– А это предохранитель… – И Лесь медной скобкой зажал спусковой крючок. – А то надавишь нечаянно и знаешь, какая сила вырвется, ой-ой-ой… И вдруг в кого-нибудь вляпает случайно!
– Но это же добрая сила, ты сам говорил, – опасливо напомнила Гайка.
– Добрая энергия тоже может сжечь, если сверх меры. Как Солнце…
– А что она еще может? – серьезно спросил Ашотик.
– А вот это как раз и надо выяснить…
– Она может злых людей делать добрыми, – сказала Ашотику Гайка. – Помнишь, Лесь объяснял?
– Но это еще не точно. Попробовать надо… – Лесь покачал в ладонях излучатель.
Ашотик своими пушисто-коричневыми глазами посмотрел на Гайку, на Леся. Спросил еле слышно:
– А… оживлять людей, которые умерли, не может?
Тихо стало, как на Безлюдных пространствах. Даже Кузя, который сидел на плече Ашотика, словно засох.
– Наверно, нет… – виновато выговорил Лесь. – Тут уж ничего не поделаешь… Разве что того, кто умер минуту назад и в нем еще хоть крошечная капелька жизни… Это как аккумулятор. Если разряженный, можно зарядить снова, а если разбился, то никак…
Ашотик взял Кузю на ладонь, дохнул на него. Тот ожил, кувыркнулся. Но Ашотик не стал веселее.
– Можно, я пойду домой? – И объяснил, чтобы не обижались: – Я по Денису соскучился. А он, наверно, по мне…
Лесь покосился на Гайку. Ему до сих пор было неловко, что Дениса он подарил Ашотику, а не ей. Хотя Гайке на день рождения он принес драгоценную вещь – стеклянный кубик от шкатулки Це-це.
Едва Лесь подумал о Це-це, как она оказалась легка на помине. Появилась в калитке с авоськой, полной банок с зеленым горошком.
– Лесь, какой ты умница, что сказал мне про этот магазин! Я истратила на горошек все деньги, но ведь это такой дефицит? Теперь мы с запасом на зиму!
Лесь почувствовал, как он краснеет. Хорошо, что под загаром не видно.
– Тетя Цеца, давайте сумку, я унесу на кухню!
– Спасибо, мой хороший!.. Я еле дотащила эту тяжесть. Но самое тяжелое – стоять в очереди. Там все словно… враги друг другу. Бабушка, дряхлая совсем, умоляла: пустите, голубчики, устала я стоять, мне всего одну баночку. Так ее из магазина в шею… Я заступилась, но тут и меня чуть не съели…
Лесь потускнел и потащил авоську в дом. Выгибаясь от тяжести. Излучатель висел у него за спиной, будто автомат на ремне. Гайка смотрела вслед. И вдруг представила, как Лесь, расставив ноги, перехватывает излучатель и веером хлещет из него невидимой жаркой энергией – по тесной очереди хмурых, отравленных злобой людей…
И что же люди? Размякнут, заулыбаются, кинутся вслед за старушкой, которую прогнали? С удивлением и неловкостью глянут друг на друга? Будто проснутся: что это с нами было, люди?..
Гайке не верилось… Но ведь Лесь до сих пор никогда не обманывал.
А Лесь уже возвращался:
– Ашотик, давай я унесу Кузю. А потом мы тебя проводим…
Лесь и Гайка отвели Ашотика домой и пошли к Большой гавани, на Адмиральскую набережную. |