Изменить размер шрифта - +
Вдруг видит, все снимают шапки, кланяются. Едет лаковая коляска, сверкает, как хромовый сапог. На козлах кучер что твой генерал, а белые лошади — прямо невесты в венчальных платьях. Сзади сидит человек-золотые-плечи, сам мрачнее тучи, ни на кого не смотрит, на поклоны не отвечает.

То был наиглавнейший начальник всего огромного края, назывался он Губернатор. Мрачен он был оттого, что месяц назад у него помер ближний еврей, правивший все казенные дела, и теперь они пришли в полный беспорядок.

Известно ведь, что при всяком мало-мальски важном губернаторе обязательно состоит мудрый еврей, который подсказывает начальнику, что ему делать и чего не делать. Этот советчик настоящий правитель и есть, губернатор же только молебны стоит и парады принимает — тоже, между прочим, работа не позавидуешь.

Почему обязательно еврей, спросите вы? А как иначе? Если губернатору взять в главные советчики какого-нибудь пана, тот сразу начнет шампанское пить, кутежи устраивать, к цыганам ездить, драться из-за барышень на дуэлях, ему и делами заниматься будет некогда. А видели вы еврея, чтоб ездил кутить к цыганам да дрался на дуэлях? То-то.

Закавыка тут одна: как подыскать правильного еврея, а то возьмешь неправильного (таких ведь тоже полно) — и тогда уж лучше бы советчик пил и кутил.

Над этим Губернатор и кручинился, боялся ошибиться.

Доехал он до середины моста, и вдруг лошади, доселе смирные, как захрапят, как вздыбятся! Да кинулись к перилам, да напролом, да бух с моста! (Сами догадываетесь, чьих это козней дело.)

Кучер, тот сразу с козел слетел, в реку упал и потоп, а Губернатор за сиденье уцепился. Только не миновать бы погибели и ему, если б некий молодой человек с перепачканным сажей лицом не ухватил коляску за заднее колесо. И что вы думаете? Удержал!

Лошади висят, восемью ногами дрыгают, над ними коляска болтается, в ней кое-как держится Губернатор ни жив ни мертв, а наш Шимшон (кто ж еще?) одной рукой за перила взялся, другой за колесо и даже не кряхтит.

На мосту, конечно, шум, крики, полиция набежала, а чем тут поможешь? Вот-вот выпадет его превосходительство, и конец ему.

Шимшон кричит Губернатору:

«Что ты вцепился?! Давай или туда, или сюда! Можешь — наверх карабкайся, я тебя подхвачу! А нет — прыгай в воду. Иначе так и будешь висеть. Я коляску долго держать могу!»

«Не могу вскарабкаться, сил не хватает! — вопит Губернатор. — И прыгнуть не могу. Плавать не умею!»

«Я за тобой прыгну, вытащу!»

Делать нечего. Губернатор прыгнул. А Шимшон коляску качнул, в сторонку отшвырнул, чтоб она тонущему на голову не свалилась, и тоже — плюх! Схватил превосходительство за золотой воротник, доставил на берег.

Губернатор воду изо рта выплюнул, встряхнулся, давай своего спасителя обнимать. «Ты, — говорит, — и богатырь, и герой, и умом остер. Как славно придумал-то, чтоб я в реку прыгнул! А то я так колбасой и болтался бы на виду у всего Города. Это мне, Губернатору, стыд и срам. Эх, кабы ты был еврей, взял бы я тебя в свои главные советчики!»

Только тут Шимшон и сообразил, зачем его лилин на мост послал. «А я, — говорит, — еврей, звать меня Шимшон Шапиро».

 

 

Обрадовался Губернатор — не сказать как. «Ну, — говорит, — Шимшон Шапиро, теперь остается только, чтоб губернаторша тебя одобрила».

Как раз и жена его из дворца прибежала, сказали ей, что с мужем беда. Покричала она, поахала, в обморок упала, дали ей нашатырю — всё как у благородных дам положено. Потом показал ей Губернатор Шимшона. «Как-де тебе, душенька, такой еврей, если я, предположим, его в советчики возьму?»

А у нашего героя, пока он в реке был, с лица вся сажа сошла.

Быстрый переход