Светло-пурпурный Шанлян с шестнадцатью лепестками умиряет сердце даже закоренелого злодея — нужно лишь подойти к нему, слегка ударить цветком по голове, и плохой человек преобразится.

Лиловый Усинь имеет всего два лепестка. В отличие от остальных лотосов он скромен, даже невзрачен, но этот цветок ценится не за свой вид, а наоборот, за невидимость. Вокруг Усиня образуется магический круг радиусом в пять чжанов, и всё, что внутри этого круга, становится недоступным для взгляда окружающих. Мастер вывел этот цветок раньше других, и волшебной ауры Усиня как раз хватило, чтобы в нее поместился весь чудесный сад. Хоть он по-прежнему находился посреди столицы, теперь люди его не видели и не мешали Вану своими вздорами. Он их тоже не видел, только слышал гул улиц, но от этой докуки избавился без волшебства: просто затыкал уши кусочками мягкого мха и существовал в блаженной тишине. Скоро соседи позабыли, что на этом месте когда-то жил садовод, а он забыл про них. Где-то совсем близко, за незримой стеной, кричали, бранились, плакали, смеялись, но мастер этого не видел и не слышал.

Нечего и говорить, что чарами остальных магических лотосов Ван не пользовался. Ему некуда и незачем было летать, болеть он не болел, в золотых кладах не нуждался, в ясновидении — тем более. Его занимали только тайны Красоты.

Но Красота, как всякая могучая сила, несет в себе и опасности, о чем садоводу мог бы поведать Лотос Ясновидения, но для этого сначала пришлось бы его сорвать, а такое Вану и в голову не приходило.

Всезнающий лотос Минси, к примеру, предупредил бы, что Красота подобна опиуму. Чем больше ее потребляешь, тем больше от нее зависишь, и насытиться ею невозможно. Голод делается только требовательней.

То же происходило и с Ваном. Его сад становился всё прекрасней, но мастер не испытывал удовлетворения. Ему казалось, что цветы могут быть еще красивей.

Так у него зародилась великая мечта — вывести Самый Прекрасный Лотос На Свете. Такой, чтобы смотреть на него, не отрываясь, всю жизнь и ни в чем ином более не нуждаться.

Теперь Ван с утра до вечера колдовал над ростками и семенами, менял состав почвы и воды, оттачивал заклинания, развешивал над своим прудом тончайшие шелковые занавесы, просеивающие солнечный и лунный свет.

В царстве Шу бушевала междоусобица, лилась кровь, свирепствовали моровые поветрия, люди умирали от неурожаев и голода, а Ван был безмятежен в своем маленьком невидимом царстве красоты. Его кропотливая, вдохновенная работа медленно, но верно продвигалась.

Лотос Ванмэй

Потратив годы, садовник наконец сумел создать семя цветка, который назвал «Ванмэй», «Совершенство», взяв первый иероглиф из своего имени. Этот лотос, не похожий на все прочие, должен был раскрываться постепенно: шесть рядов лепестков, один прекрасней другого, развернутся, каждый в свое время, от внешнего к внутреннему, а самой последней откроется сердцевина, средоточие всей Красоты Мира. Вот какой это был цветок!

Мастер сел подле пруда и поклялся себе, что не сойдет с этого места, не упустит ни единого драгоценного момента созревания Ванмэя.

Скоро его терпение было вознаграждено. Бутон раскрыл свой первый ряд. Его лепестки были ослепительной белизны, по сравнению с которой чистейший снег на вершине горы Цинчэн казался грязным покрывалом.

«Так вот что такое настоящая белизна!» — воскликнул мастер и благословил небеса, что дожил до этого счастливого дня.

«Если даже самый крайний ряд производит такое действие, что же будет, когда раскроются другие?», — с трепетом подумал Ван и стал ждать следующего цветения.

Но Красота таит в себе свойство еще более опасное, чем ненасыщаемость, о чем садовник не ведал. Когда Красоты становится очень много, душа окруженного ею человека тоже начинает становиться красивее, а применительно к душе это значит, что она делается более чуткой.