— Обещаю, — сказала Эстер, опять чувствуя глубокую подавленность. Она представила себе Персиваля. — Обещаю.

И, попрощавшись с Рэтбоуном, вышла с твердым намерением при первой же возможности повидаться с Монком.

Легкой походкой Эстер вошла в дом на Куин-Энн-стрит, но на душе ее ощущалась свинцовая тяжесть. С неприятным чувством возвращалась сиделка леди Мюидор к своим обязанностям.

С удивлением она узнала, что ее подопечная снова заперлась в своей комнате и отказалась спуститься к обеду. В прачечной, куда Эстер зашла за чистым передником, она встретила Мэри, гладившую белье.

— Она нездорова? — спросила Эстер с некоторой тревогой.

Во-первых, она несколько пренебрегла своими обязанностями, а во-вторых, была уверена, что расстройство леди Мюидор вызвано отнюдь не желанием мелко отомстить семейству и привлечь к себе внимание. Обладая живым и сильным характером, леди Беатрис никогда не уподоблялась Ромоле, вечно придумывавшей себе различные болезни. Ей были свойственны воображение, ум и юмор. Женщина с таким нравом должна быть душой семейства.

— Она неважно выглядит, — скорчив гримаску, ответила Мэри. — Хотя и раньше выглядела не лучше. Думаю, леди Мюидор на кого-то в обиде, а впрочем, я ничего не говорила.

Эстер улыбнулась. Это было очень похоже на Мэри: сказать что-то, а потом добавить, что она ничего не говорила.

— В обиде на кого? — удивленно спросила Эстер.

— Вообще на всех и особенно на сэра Бэзила.

— А почему — не знаете?

Мэри пожала плечами, проделав это весьма изящно.

— Думаю, все из-за того, что они много чего наговорили на суде про мисс Октавию. — Мэри свирепо сдвинула брови. — Разве это не ужасно? Сказать, будто она была настолько пьяна, что приняла ухаживания лакея… — Мэри замолчала и задумчиво посмотрела на Эстер. — Вас это удивило, так ведь?

— А разве это неправда?

— Да ничего подобного! — возмутилась Мэри. — Пусть мисс Октавия бывала под хмельком, но она была леди! Она бы никогда не позволила Персивалю прикоснуться к себе, даже если бы оказалась с ним вдвоем на необитаемом острове. Да и никому бы не позволила — с тех пор как погиб капитан Хэслетт. Потому-то и бесился мистер Майлз. Вот если бы она его попыталась зарезать — в это бы я поверила!

— А он действительно хотел ее? — спросила Эстер, впервые без обиняков употребив точное слово.

Мэри слегка округлила глаза, но ответила так же прямо:

— Да. Вы бы посмотрели на его лицо! Имейте в виду, она была красива, причем совсем не так, как мисс Араминта. Вы никогда не видели ее, а она была такой живой… — Мэри запнулась, не в силах справиться с волнением, горем и гневом. — Как недобро они все о ней говорили! Ну почему люди так делают? — Мэри вздернула подбородок, глаза ее блеснули. — А миссис Сандеман! Сколько гадостей она наболтала про Дину, про миссис Уиллис, про всех нас! Зачем ей это было нужно?

— Назло, — предположила Эстер. — Или просто из самолюбования. Ей нравится быть в центре внимания. Если кто-нибудь на нее смотрит, она сразу оживает.

Мэри заметно смутилась.

— Людям это свойственно, — попыталась объяснить Эстер. — Им пусто, одиноко, единственная радость — когда кто-то обращает на них внимание.

— Восхищается, что ли? — Мэри горько рассмеялась. — Она всех нас облила грязью! И с какой злобой! Попомните мои слова, никто ей здесь этого не простит.