— Но вы сможете подтвердить под присягой ее ответы, если этого потребует судья? Сможете ли вы поддержать леди Мюидор, когда она поймет, чем это все грозит?

Он выпрямился во весь рост, расправил плечи, чуть выпятил грудь.

— Да, смогу.

Леди Беатрис вздрогнула, когда вслед за Эстер в ее комнату вошел Септимус. Она сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы. Обычно это делала камеристка, но, поскольку леди Беатрис целыми днями не выходила из спальни и необходимость одеваться к обеду отпала, она теперь предпочитала расчесываться сама.

— Что? — тихо спросила леди Беатрис. — Что случилось? Септимус, тебе стало хуже?

— Нет, моя дорогая. — Он приблизился к ней. Я почти здоров. Но случилось нечто очень серьезное, и тебе придется принять решение. Я пришел, чтобы поддержать тебя.

— Решение? Что ты имеешь в виду? — Леди Беатрис была испугана. Она перевела взгляд с брата на Эстер. — Эстер! Что это значит? Вы что-нибудь узнали, да?

Немой вопрос застыл в ее глазах.

— Леди Мюидор, — мягко начала Эстер. Затягивать разговор было бы жестоко. — Вы говорили, что перед смертью Октавия зашла к вам в комнату пожелать доброй ночи.

— Да… — произнесла она почти шепотом.

— И что кружево на плече ее пеньюара было порвано?

— Да…

— Вы абсолютно в этом уверены?

Леди Беатрис была настолько озадачена, что даже на время забыла о своем страхе.

— Конечно. Я предложила ей починить его… — Ее глаза невольно наполнились слезами. — Я починила… — Она судорожно сглотнула и попыталась успокоиться. — Я починила кружево той ночью — до того, как легла спать. Я очень хорошо справилась с этим.

Эстер захотелось нежно взять ее руки в свои, но она понимала, что, учитывая предстоящий удар, это будет равносильно поцелую Иуды.

— Вы можете поклясться в этом — своей честью?

— Да, конечно… Но кому это нужно… теперь?..

— Ты уверена в этом, Беатрис? — Септимус неуклюже опустился перед ней на колени и взял ее за руки. — Ты не откажешься от своих слов, когда узнаешь, что они означают?

Она воззрилась на него.

— Но это правда! Что они могут означать, Септимус?

— Что Октавия покончила жизнь самоубийством, моя дорогая, и что Араминта с кем-то нам еще не известным скрыли это, чтобы уберечь честь семьи.

Странно, но суть случившегося Септимус изложил одной-единственной фразой.

— Самоубийство? Но почему? Гарри погиб еще… два года назад!

— Потому что только в тот день она узнала всю правду о его смерти. — Щадя чувства сестры, Септимус не стал вдаваться в подробности. — Она не смогла этого вынести.

— Но, Септимус! — У Беатрис перехватило горло, она едва выговорила: — Ведь Персиваль был повешен за убийство!

— Я знаю, моя дорогая. Потому-то мы и не должны молчать.

— Кто-то в моем доме… в моей семье… сознательно убил Персиваля?

— Да.

— Септимус, я этого не вынесу!

— Придется вынести, Беатрис, ничего не поделаешь. — Голос его был мягок, но дрожи в нем не слышалось. — Мы не можем оставить все как есть. Будет только хуже, если мы попытаемся так сделать.

Беатрис вцепилась в руку брата и взглянула на Эстер.

— Кто это был?

Голос ее стал жестче.

— Араминта, — ответила Эстер.