На секунду Бэзил растерялся. Он явно подыскивал ответ, который бы хоть немного опирался на факты.

— Возможно, ее камеристка. Особо пристального внимания к другим слугам я с ее стороны не замечал, — осторожно молвил он. — И она, кажется, так никому и не сказала, где была в тот день.

— У слуг есть выходные, — продолжал Монк. — Как часто они могут покидать дом?

— Полдня каждую вторую неделю, — немедленно ответил Бэзил. — Так принято.

— Маловато у них остается времени, чтобы завести любовную связь на стороне, — заметил Монк. — Проще предположить, что, если подобное и случилось, то искать нужно на Куин-Энн-стрит.

Взгляд темных глаз сэра Бэзила был тверд.

— Если вы хотели сказать, что в моем доме произошло нечто серьезное, о чем я не знал и до сих пор не знаю, инспектор, то вы преуспели в своем стремлении. Мы будем вам весьма благодарны, коль скоро вы докажете, что все-таки не зря получаете свое жалованье, и во всем разберетесь. Если у вас больше нет вопросов, то всего доброго.

Монк улыбнулся. Он, собственно, и собирался встревожить собеседника. Теперь тот наверняка отправится домой и начнет всем задавать весьма затруднительные вопросы.

— Всего доброго, сэр Бэзил.

Монк вежливо приподнял шляпу, повернулся на каблуках и двинулся прочь, предоставив Бэзилу самому сделать соответствующие выводы.

С Майлзом Келлардом Монк попытался встретиться в коммерческом банке, но тот уже уехал на весь день. Отправляться же на Куин-Энн-стрит, где в его беседы с домочадцами и слугами постоянно вмешивались то сэр Бэзил, то Киприан, Монку не хотелось.

Вместо этого он переговорил со швейцаром клуба, посещаемого Киприаном, но только и узнал, что Киприан появляется там довольно часто и что джентльмены сплошь и рядом любят рисковать и в картах, и на бегах. Насколько велики ставки, швейцар не знал, да и кому какая разница! Джентльмены всегда платят карточные долги, а иначе их немедленно исключили бы не только из этого клуба, но и вообще из всех клубов города. Нет, мистера Септимуса Терека швейцар не знал; честно говоря, даже имени такого никогда раньше не слышал.

Ивэна Монк нашел в полицейском участке, и они поделились сведениями, добытыми в течение дня. Ивэн откровенно устал. Хотя он и предвидел, что труды его плодов не принесут, тем не менее сержант был подавлен, когда все так и случилось. Видимо, в глубине души он еще на что-то надеялся.

— Даже ничего похожего на амурные истории, — сетовал он, сидя на подоконнике в кабинете Монка. — От прачки Лиззи я только и узнал, что она полагает, будто посыльный сохнет по Дине, горничной. Девица высокая, белокурая, кожа — как сливки, а талия такая, что можно в кулак сжать. — Ивэн вылупил глаза, видимо вызвав в памяти образ горничной. — Но это едва ли можно назвать ценными сведениями. По-моему, от этой Дины в восторге и посыльные, и грумы. Мне она тоже пришлась по душе. — Ивэн улыбнулся, видимо предлагая не принимать его замечание всерьез. — Но сама она никому не собирается отвечать взаимностью. По общему мнению, она метит гораздо выше.

— Это все? — кисло спросил Монк. — Вы целый день провели на половине слуг и только это и выяснили? А насчет семейства — ничего?

— Пока да, — виновато сказал Ивэн. — Но я не отчаиваюсь. Другая прачка, Роз, хорошенькая девушка, маленькая, смуглая, глаза — как васильки, и, кстати, весьма живая мимика… Так вот она терпеть не может лакея Персиваля, из чего я заключаю, что раньше их отношения были куда теплее…

— Ивэн!

Сержант с невинным видом широко раскрыл глаза.