Хозяин написал имя на клочке бумаги и протянул инспектору.

— Благодарю вас, сэр. Всего доброго.

Однако доктор, погруженный в свои собственные проблемы, помочь ничем не смог. Он даже не заметил дежурившего на улице Миллера. Единственное, что он мог сообщить, — время своего прихода и ухода.

Лишь во второй половине дня Монк вернулся в полицейский участок. Сообщение Ивэна совершенно ошеломило его: никто не мог пройти незамеченным в ту ночь по западной части Куин-Энн-стрит. Его бы обязательно увидели хотя бы несколько слуг, ждущих своих хозяев возле дома, где проходил званый вечер. Гостей там набралось довольно много, были и опоздавшие, и уехавшие слишком рано; экипажи, которым не хватило места на каретном дворе, стояли прямо на мостовой.

— Однако в такой толпе можно и не обратить внимания на чужака, — с сомнением произнес Монк.

— Нет, — без колебаний ответил Ивэн. — Не говоря уже о том, что в большинстве своем они все давно друг с другом перезнакомились, на них ведь были ливреи. Появись там кто-нибудь чужой, он бы смотрелся, как лошадь в стаде коров.

Монк улыбнулся, услышав это чисто деревенское сравнение. Ивэн был сыном сельского священника, и в речи его часто проскальзывали привычные с детства словечки. Кстати, это было одним из тех качеств, которые Монку очень нравились в Ивэне.

— А кто-нибудь из них?.. — предположил он, присаживаясь за свой стол.

Ивэн покачал головой.

— Они были заняты разговорами, возней с лошадьми, болтали и заигрывали с горничными, да и фонари на экипажах все горели. Если бы кто-нибудь полез по трубе на крышу, его бы обязательно успели заметить. Никто из слуг даже не выходил на дорогу в одиночку, они в этом уверены.

Монк не стал допытываться дальше. Он и не предполагал, что грабителем может оказаться какой-нибудь беспутный лакей. Лакеи все как на подбор крупные важные парни, вдобавок пышно разодетые. В таком наряде вряд ли залезешь по водосточной трубе и пройдешь потом по карнизу, балансируя в темноте. Это действие требует совсем иной экипировки.

— Значит, он попал в дом иначе, — заключил Монк. — Например, с Уимпол-стрит, дождавшись, когда пройдет Миллер. Что если он лез с тыла, то есть с Харли-Мьюз?

— Через крышу пути нет, сэр, — ответил Ивэн. — Я там все осмотрел. И слишком много шансов разбудить кучера и грумов, которые ночуют возле стойл. Грабитель побоялся бы встревожить лошадей. Нет, сэр, куда вероятнее, что он все-таки проник в дом со стороны фасада по водосточной трубе. На это ясно указывает и поврежденный плющ. Вы правы, он наверняка дождался, когда Миллер пройдет мимо. Проследить за констеблем было легко.

Монк колебался. Он боялся признаться в своей беспомощности. Скорее, по привычке, ведь Ивэн давно обо всем знал, и, будь у сержанта намерение выдать Ранкорну, что Монк утратил память, он мог бы сделать это еще несколько недель назад. Тогда они расследовали дело Грея, и Монк был потрясен, напуган и сбит с толку своими кошмарными открытиями. Ивэн единственный, кому Монк всецело доверял. Хотя была еще Эстер Лэттерли… Но об Эстер он бы предпочел не думать вовсе — эта женщина не в его вкусе. И снова в памяти всплыло лицо Имогены Лэттерли, каким он запомнил его в тот миг, когда она пришла к нему за помощью: нежные испуганные глаза, тихий голос, шуршащее, как листва, платье. Но, увы, она замужем, и мечтать о ней так же бесполезно, как о какой-нибудь герцогине.

— Может, мне наведаться в «Ухмыляющуюся крысу»? — прервал ход его мыслей Ивэн. — Если кто-то попытается избавиться от ожерелья и серег, он обратится к скупщикам краденого, но слух об убийстве должен их встревожить, тем более что полиция покоя им теперь не даст.