– И мне тебя, Мелани, и мне тебя.

Час спустя, мы сидели вместе за столом и ели жареное рыбное филе, которое приготовил для нас великан-южноамериканец.

Между тем, я узнал, что его звали Алехандро, и что родом он был не из Мексики, а из Никарагуа. Этот человек, всецело преданный Мелани, так и не проронил в течение всего вечера ни слова. Он был женат на Веронике Монзон, молодой беременной женщине, получившей смертельный электрический разряд на заводе в Малаге. После смерти супруги, Алехандро поклялся отомстить виновным в ее убийстве.

Мэл связалась с ним с помощью SWAG, американского комитета поддержки рабочих из южно-американских макиладорас. Как я узнаю позднее, этот мужчина сыграл главную роль в событиях последних недель, поскольку следовал за нами безостановочно от Тосканы до Нью-Йорка.

Как только эмоции первой встречи развеялись, я поделился с Мелани заключениями, к которым мы пришли вместе с Магнусом, Витторио и Барбарой.

Она внимательно меня выслушала. Я искал взглядом ее согласных кивков или отрицательных движений головы, но ее лицо не тронула ни одна эмоция, пока я рассказывал. Она знала, что мы знали.

– Самое главное вы поняли, – признала она, когда я закончил.

– Тогда расскажи все остальное.

Задумавшись, она налила себе стакан молока, пригубила его и облизнула верхнюю губу.

– Прежде всего, я хочу сказать тебе кое-что, Тео. Кое-что очень важное для меня.

– Да?

– Что бы я ни делала, мое личное желание никогда не было сильнее моего призвания – действовать во имя общего блага.

– Я в этом никогда не сомневался, Мэл, ни я, никто другой из нас четверых.

– Два последних года, пока я была вице-президентом, были тяжелыми, – начала она. - Я чувствовала себя одновременно одинокой и бесстрастной. Я все больше задавалась вопросом, правильный ли выбор я сделала в жизни, и оставалось ли место свободе политической власти в стране, где две трети людей не голосуют, где лобби финансируют политические кампании и диктуют служащие их интересам законы.

– Ты спрашивала себя, зачем ты нужна этой системе?

– Верно, – подтвердила она. - Интересы больших предприятий и групп давления управляют жителями, а республиканцы противятся любому проекту реформы, потому что являются основными получателями их денежных средств.

– Ты хотела бы это изменить?

– Конечно! Я хочу стать президентом, чтобы не просто снижать налоги для богатых или сокращать социальную помощь. Мы видим, как повсюду царит неравенство, упадок общественных школ, разрушение планеты, но мы никогда не предпринимаем должных мер

Она говорила тем воинственным тоном, который творил чудеса на предвыборных митингах.

– А при чем тут Стейнер?

– У него была экономическая и научная власть, а у меня, возможно, была бы власть политическая, и я была ему нужна. Он хотел, чтобы я пообещала, что если стану президентом, то не стану устанавливать законодательные препятствия для полной легализации клонирования человека и генетических изменений.

– В противном случае он угрожал финансово поддержать твоих противников

– Да. И с этого-то все и началось. Как тебе объяснить? Этот человек становился все более и более опасным для человеческого рода, но в то же время мне нужны были его деньги, чтобы противопоставить их золоту войны республиканцев. Я не знала, как за это взяться. И вот однажды мне пришла в голову безумная идея, как от него избавиться. В ходе одной из наших встреч, я предложила ему обменять мое будущее согласие о легализации клонирования на организацию, с помощью его людей, похищения Джоконды

– И он согласился?

– Без каких-либо сложностей, - подтвердила она.