Изменить размер шрифта - +
Вконец рассердившись, Крёз задал новый вопрос: «Не суть ли звери и мудрейшие существа?» «Да, — ответил скиф, — предпочитать истину природы истине закона есть основной признак мудрости». Крёз насмешливо заявил, что ответы Анахарсиса «основаны на скифском звероподобном воспитании».

По разным сообщениям, Анахарсис оставил эллинам после себя не только передававшиеся изустно мудрые мысли, но и кое-какое письменное наследие. С его именем связывали поэму из 800 строк, в которой мудрец будто бы сопоставлял нравы скифов и эллинов как в мирной жизни, так и на войне. Это в принципе не исключено — но в любом случае поэма до нас не дошла даже в отрывках. Зато под именем Анахарсиса сохранилось несколько писем разным адресатам, в том числе Крёзу. Все они считаются подложными, созданными философами кинической школы в последние века до н. э. Для киников, воспевавших первобытную простоту, Анахарсис стал своеобразным кумиром. В «Письмах Анахарсиса» именно простоте и прямоте скифского мудреца уделено основное внимание. Отрывочные упоминания в них скифских нравов имеют больше отношения к их романтизации киниками, чем к суровой действительности.

Как видно из этого перечисления, эллинам запоминались преимущественно те случаи, когда Анахарсис так или иначе защищал скифские нравы или критиковал греческие. В основном, однако, было иначе. Анахарсис глубоко проникся греческой культурой, принял Элладу как вторую родину и провёл там и в Малой Азии несколько десятилетий. «Я приехал в эллинскую землю, чтобы научиться здешним нравам и обычаям», — писал якобы Анахарсис Крёзу. И учился, старательно и увлечённо. Именно это обстоятельство и стало для него роковым.

Анахарсис решил в очередной раз вернуться в Скифию. Проплывая через Геллеспонт (Мраморное море), он остановился в греческом городе Кизик, на малоазийском берегу. Здесь в день его приезда справлялось пышное и буйное празднество в честь Кибелы — Великой Матери богов. Культ её пришёл из Фригии и широко распространился среди малоазийских греков, отождествивших Кибелу со своей богиней Реей. Кибела была властительницей и животворящих, и разрушительных сил природы. В её культе разнузданность оргий соседствовала с аскетическим изуверством. Жрецы Великой Матери оскопляли себя в честь богини, уподобляясь её возлюбленному Аттису — пожелавшему быть «верной рабыней» своей госпожи. Энарею Анахарсису этот культ приглянулся, к тому же он боялся долгого плавания через Чёрное море. Потому он принёс обет Кибеле: «Если здравым и невредимым возвратится к себе, то будет совершать жертвоприношения таким же образом, как он это видел у кизикенцев, и установит ночное празднество».

 

Статуя Кибелы из Эфеса

 

До Скифии Анахарсис добрался благополучно. Высадился он в лесистой Гилее в низовьях Днепра и решил сразу же совершить празднование в честь богини. Уединившись в глубине леса, Анахарсис обвешался, подобно жрецам Кибелы, священными изображениями, взял в руки тимпан и принялся совершать обряд в честь чужеземного божества. Однако это необычное действо подглядел один из скифов. Он поспешил донести о происходящем царю Сальвию. Сальвий под предлогом охоты поспешил в Гилею, застал своего брата за буйной пляской в облачении жреца Кибелы — и немедля застрелил его из лука. Умирая, Анахарсис будто бы произнёс: «Разумные речи оберегли меня в Элладе, зависть погубила на родине». Имя Анахарсиса, как опозорившего царский род, оказалось в Скифии под запретом, который ещё соблюдался во времена Геродота.

Не все учёные согласны, что Анахарсис погиб именно по названной Геродотом причине — «что он побывал в Греции и воспользовался чужеземными обычаями». Обращают внимание на то, что многие скифы позднее перенимали греческие обычаи, в том числе религиозные. Кроме того, появляющиеся в поздних преданиях слова умирающего мудреца о «зависти» тоже наводят на размышления.

Быстрый переход