— Нам лучше поесть, потому как Рик теперь прекращает обслуживать ровно в пять пятьдесят.

— Поговорим об этом в Игре, не сейчас.

Стулья застонали, заскрипели. Брюс тоже встал, отнес свою старую чашку на поднос к остальным и присоединился к очереди. Вокруг себя он чувствовал запахи холодной одежды — хорошие запахи, но холодные.

Они вроде как говорят, что пассивная жизнь хорошая, подумал он. Но ведь нет такой вещи, как пассивная жизнь. Это противоречие.

Потом он задумался, что такое жизнь, что это означает. Возможно, он просто не понимал.

Прибыла большая партия пожертвований — много яркой одежды. Несколько человек стояли с целыми охапками, а некоторые уже надели рубашки, примеряя их и получая одобрение.

— Эй, Майк. А ты пижон.

В центре комнаты отдыха стоял невысокий коренастый мужчина с курчавыми волосами и курносой физиономией; недовольно хмурясь, он ощупывал свой ремень.

— Да как он тут застегивается? Не понимаю, как его тут закрепить. Почему он не отпускается? — У него был широкий ремень без пряжки с металлическими кольцами, и мужчина не знал, как подтянуть кольца. Оглядываясь и весело поблескивая глазами, он заметил: — Похоже, мне специально дали такой, с которым вообще никому не справиться.

Брюс подошел к нему сзади, поднял руки и подтянул ремень, закрепленный петлей в кольцах.

— Спасибо, — поблагодарил Майк. Поджав губы, он подобрал несколько рубашек. Затем, снова обращаясь к Брюсу, сообщил: — Когда буду жениться, обязательно одну из этих надену.

— Ага — сказал Брюс.

Майк подошел к двум женщинам в дальнем конце комнаты отдыха; те заулыбались. Прижимая к груди бордовую рубашку с цветочным узором, Майк сказал:

— Я в город собираюсь.

— Ладно, обедать идите! — бодро проорал своим зычным голосом директор дома. Затем подмигнул Брюсу: — Как дышишь, приятель?

— Хорошо, — сказал Брюс.

— Похоже, ты простудился.

— Ага, — подтвердил он. — Все сквозняки. Можно мне аспирина или…

— Никаких химикатов, — заявил директор дома. — Ничего. Иди поскорей поешь. Как аппетит?

— Лучше, — сказал он, направляясь в столовую. Они улыбались ему от столов.

После обеда Брюс сел посередине широкого лестничного пролета на второй этаж. Никто с ним не заговорил; шло совещание. Он сидел там, пока оно не закончилось. Все вышли наружу, заполняя вестибюль.

Он чувствовал, что они его видят — а возможно, кто-то с ним и заговорил. Он сидел на лестнице, сгорбившись и обхватив руками колени, — все смотрел и смотрел. Темный ковер перед глазами.

Вскоре больше никаких голосов.

— Брюс?

Он не пошевелился.

— Брюс? — Его коснулась рука.

Он ничего не сказал.

— Брюс, зайди, пожалуйста, в комнату отдыха. Тебе сейчас полагается быть в постели, но видишь ли, я хочу с тобой поговорить. — Майк жестом указал ему дорогу. Он последовал за Майком по лестнице к пустой комнате отдыха. Когда они оказались в комнате, Майк закрыл дверь.

Усевшись в глубокое кресло, Майк велел ему сесть напротив. Майк казался усталым; вокруг его небольших глаз были красные круги, и он потирал лоб.

— С пяти тридцати утра на ногах, — пожаловался Майк.

Послышался стук; дверь начала открываться.

— Я хочу, чтобы никто сюда не входил! — рявкнул Майк. — Мы разговариваем! Ясно?

Бормотание. Дверь закрылась.

— Знаешь, тебе неплохо бы пару раз в день менять рубашку, — посоветовал Майк.