— Ну, ладно, Бог с нею, с приходной книгой, — со странной усмешкой вдруг смягчился Иванов и неожиданно перескочил совсем на другое. — А где находится икона Николая Чудотворца в весьма дорогом, как говорят, окладе?

— Помилуй Бог, господин агент, а почему вы меня-то об этом спрашиваете? В доме полно всяких икон, вы же сами видите, почитай, в каждой зале! И среди них много очень ценных, причём не только ценностью оклада, понимаете? Золотишко и брильянтики — это ведь не главная ценность в образе!

— Да что вы говорите? — с нарочитым удивлением вклинился в разговор Гаевский. — Стало быть, упомянутая икона была ценна не только окладом?

Селивёрстов не смутился саркастическим замечанием сыщика и строго ответил:

— Вы, господин агент, слова мои не переворачивайте. Я про эту самую икону сказать ничего не могу, поскольку в глаза не видел тот образ и не знаю, о какой именно иконе в завещании Николая Назаровича речь ведётся. Хозяин образА собирал всю свою жизнь, тонко сие дело знал. Насколько я слышал, он особенно северо-русскую школу иконописи ценил, почерк многих мастеров распознавал. Но я в этом деле не силён, потому как никогда особенно в него не вникал. Уж извините, не моё это… Так что где какая икона, сказать вам не могу, хотя очень желал бы!

— Ну, ясно, — снова ласково улыбнулся Иванов. — А сколь вообще велико состояние Соковникова — старшего?

Управляющий принялся обстоятельно рассказывать про пароходы умершего скопца, про недвижимость, которой тот владел, про его банковские вклады. Не дослушав его до конца и словно бы вовсе не интересуясь ответом, Гаевский неожиданно спросил:

— Скажите, господин управляющий, а часто ли здесь — на даче то есть — появлялись разного рода перехожие люди: торговцы книжками для простых людей, калики перехожие, подаянием живущие, паломники всякие, ну, вы меня понимаете…

Вопрос этот задан был вовсе не случайно. Полицейские прекрасно знали, что такого рода бродяжая публика очень часто выступала в роли наводчиков для профессиональных воров. Точнее сказать, профессиональные преступники весьма часто — и притом успешно! — маскировались под разнообразных путешественников по бескрайним просторам России.

— Тьфу, — Селивёрстов аж даже сплюнул презрительно. — Кто бы их на порог пустил! Николай Назарович против этой публики был решительно настроен, уж поверьте! Он боялся, что скопцы через этих людей какую-то каверзу ему устроят: ну, поджог там, или что… уж и не знаю. Так что никаких там книгонош или калек быть здесь не могло. Я даже более того скажу…

— Ну-ну, говорите, — подстегнул примолкнувшего было управляющего, Иванов.

— Существовало распоряжение Николая Назаровича: никаких гостей из Питера прислуге не принимать. Ну, значит, ни жён, ни детей, ни родни всякой. Хочешь к жене — езжай в город, так рассуждал покойник. А здесь блудилово нечего разводить! Н-да-с, уж и не скажу, правильно ли это, однако, ничего-с, люди ездили в город и ничего-с, не питюкали, местом дорожили, окладом, значит.

— И «не питюкали», вы говорите… — задумчиво повторил Иванов и опять неожиданно спросил совсем о другом. — А почему вы полицию так долго не вызывали?

Уточнять вопрос не требовалось, и без того было ясно, что он касается событий, последовавших после обнаружения трупа Николая Назаровича Соковникова.

— Почему же долго? Не долго! — управляющий как будто бы обиделся на заданный вопрос. — Мы провозились в спальне всего-то часа два. Я имею в виду заделку окон. А потом я стрелой помчался за доктором, а прислуге велел бежать за полицией.