Безобразов, волнуясь, присел, князь испытующе смотрел на гостя, но не торопил. Откашлявшись, Безобразов начал:
— Князь, царь действительно не тот, за кого себя выдает.
— Да? — усмехнулся Голицын.
— Да, да, я свидетельствую, что это Юрка Отрепьев, с которым мы еще в детстве играли.
— Что ж ты раньше не свидетельствовал, Ваня? Впрочем, я понимаю, всякому жить хочется. И что ж ты хотел сообщить мне важное?
— Меня он посылает послом к королю.
— А что ж Бучинский?
— Его король выгнал.
— С чего бы?
— Он пьяным явился во дворец.
— Ну-ну, — поощрил князь, едва улыбнувшись уголками губ, скрытых усами.
— Я повезу грамоту королю и хотел бы что-то заоднемя от бояр отвезти.
— Почему именно от бояр?
— Я знаю, бояре затевают против него что-то.
— Кто это тебе сказал, Иван?
— Я же не слепой, Василий Васильевич. Что-то готовится. Вон уже ночью во дворец с ножами явились.
— С чего ты взял, что бояре должны с тобой передать что-то королю?
— А разве у вас ничего нет сообщить ему?
— Нет, Ваня, нечего сообщать Сигизмунду. Он все знает, что ему положено.
— Вы мне не верите, Василий Васильевич.
— С чего ты взял?
— Я ж вижу, не слепой.
— Вот видишь, сам догадываешься, Иван. Оно и впрямь, откуда мне знать, может тебя Басманов подослал. Ты ж первый ночной шептун у царя, а ну шепнешь ему. А у меня шея, чай, не железная, топор не отскочит.
— Василий Васильевич, князь, хотите, я поклянусь на кресте. Надоела мне эта лжа на лже. Грех ведь это.
Голицын поднялся из кресла, прошел к столу, взял кувшин, налил в бокал сыты. Выпил. Спросил гостя:
— Будешь?
— С удовольствием, Василий Васильевич, — поднялся Безобразов. — Все в горле пересохло.
— Это от такого разговора, Иван, за который запросто плаху схлопотать, — сам налил полную кружку гостю. — Пей.
Безобразов выпил с жадностью, похвалил:
— Добрая сыта, спасибо, Василий Васильевич.
Голицын ничего не ответил, прошел назад к креслу, сел.
Безобразов остался стоять у стола, словно еще ожидая сыты, и неожиданно полез за пазуху, достал нательный крест.
— Вот на нем клянусь, князь. Пусть меня разразит гром, отымется язык, если я открою царю или Басманову то, о чем мы здесь говорили.
— А мы ни о чем особо и не говорили, Безобразов. Ты сказал, что царь — это Юрка Отрепьев. И все.
— Разве вы не понимаете, князь, что только за эти слова мне голову снесут. Однако я вам доверился.
— Ладно, Иван, не будем препираться, я тебе верю. Тем более что с Басмановым у меня свои счеты. А королю можешь передать, что Дума на престоле хочет видеть его сына, а не этого самозванца.
— И все?
— И все, Иван. А ты что, хотел письмо к нему? Нет, брат, тебя обыскать могут и все… И сам погибнешь, и других потянешь. Так что лучше на словах. А на будущее, пожалуйста, оставайся подле царя. Если что он новое придумает, сообщай мне.
— Хорошо, Василий Васильевич. Спасибо.
— За что?
— За то, что поверили мне.
— Не вздумай еще кому довериться, налетишь на доносчика.
— Не беспокойтесь, Василий Васильевич, я к вам-то шел дрожал как лист осиновый.
— Во жизнь, Безобразов, все дрожат. И перед кем?
— Он и сам в страхе живет, князь. |