Так что у меня теперь одна надежда, что мир изменится, или переведется весь кофе, или никто не будет болеть ОРЗ. И ещё у меня надежда, что, когда дочь подрастет, автомобильный парк будет модернизирован — в легковых машинах уберут к черту рычаги переключения скоростей.

Надо сказать, наш государственно-политический чиновник испытывал слабость к быстрой езде. Однажды на скоростном шоссе к аэропорту случилась неприятность. У нас была непреложная инструкция: если возникает нештатная ситуация, применять оружие. Кавалькада мчалась через перелесок, и мне показалось, что в зарослях кустарника — человек, он поднимает руку, и в его руке… Разумеется, я выстрелил. Потом уже в аэропорту, когда подъехала дежурная машина, выяснилось, что в кустах гуляла корова — пули кучно легли между её рогами.

— Молодец, — сказал мне Смирнов; он был начальником охраны у ГПЧ.

Я пожал плечами — служба. Позже этот случай оброс слухами: мол, дуралей-автоинспектор решил замерить прибором, похожим на пистолет, скорость движения правительственного кортежа; ему, мол, не удалось узнать погиб любопытный инспектор ГАИ смертью храбрых.

Но я думаю: все-таки в кустах была корова. Если бы в тех зарослях оказался человек, нам бы сказали: да, человек. Зачем лгать? Хотя нездоровое любопытство присуще только человеку.

— Молодец, продолжай в том же духе, — сказал Смирнов, и мне пришлось опять пожать плечами.

Мы срабатывались плохо. Смирнов проявлял недюжинные способности в питье водочки и к охоте. И не к охоте в российских лесах, не к охоте, где пристрелили моего друга Глебова, где могли пристрелить меня. Смирнов был слаб к охоте экзотической. Если быть точным, такую охоту любил сын нашего ГПЧ по имени Виктор. Он чувствовал себя хорошо в этой жизни, ему было удобно жить за казенный счет. Он любил охоту на львов, скажем, или там слонов. Ему, как понимаю, было неинтересно бродить по отечественным лесам и буеракам в поисках разбежавшейся живности. Виктор предпочитал улететь на три дня на сафари и там завалить зазевавшегося гиганта с хоботом или, на худой конец, длинношеего жирафа. И при нем, я имею ввиду сына ГПЧ, всегда находился Смирнов. Конечно, я понимаю, если твой отец имеет возможность ежемесячно снаряжать валютную охотничью экспедицию в заморские края, то почему бы туда не отправиться. Жалко лишь зверюшек, которые до поры до времени беззаботно бродили по родной сторонке и ведать не ведали, что есть в мире такая страна, где каждый честный гражданин имеет возможность снарядить экспедицию для родного чада и отправить его за их шкурами, рогами и копытами.

Интересно, когда шел отстрел импортной дичи, где находился Смирнов? По тому, как возвращался начальник группы живым и невредимым, нетрудно было догадаться — находился он за спиной стреляющего.

И государственно-политического чиновника можно понять: ребенок не должен испытывать нужды ни в чем. Правда, про таких, как наш ГПЧ, Нач говорил:

— Хапают ртом и жопой!

И в этом грубом, солдафонском изречении сермяжная правда нашей прекрасной действительности.

Утверждают, что когда-то давно народец наш распался на дворовых и пахотных крестьян. Дворовые завсегда были при дворе, и жизнь их была сладка и чудесна, заботушка лишь была одна: не допустить промашки в услужении; пахотные — растили хлеб, и жизнь их была ещё слаще, забота была только одна: чтобы хлебушка хватило на всех. Потом пахотных крестьян извели: много они, дармоеды, хлеба жрали, воздухом дышали, да неудовольствие выказывали, особенно, когда у них землицу отбирали.

И остались одни дворовые, и дворовые родили дворовых, и эти дворовые тоже родили дворовых, а те в свою очередь — дворовых. И теперь многие друг перед другом бахвалятся:

— Мы дворяне, — говорят.