Фелисито немного посидел в гостиной, послушал новости. Преступления, нападения, похищения — все как обычно. От одного из сюжетов у него вздыбились волосы на теле. Диктор рассказывал, что в Лиме среди угонщиков распространяется новый способ отъема машин. Когда авто с женщиной-водителем останавливается на красный свет, в салон забрасывают живую крысу. Женщина, полумертвая от страха и омерзения, выскакивает из машины и с воплем убегает прочь. И тогда бандит садится за руль и преспокойно уезжает. Бросить живую крысу женщине на юбку — что за пакость! Телевидение травит людей, топит в крови и свинстве. Обычно вместо вечерних новостей Фелисито ставил диск Сесилии Баррасы. Но на этот раз он внимательно слушал комментарии ведущего выпуска «Двадцать четыре часа», утверждавшего, что преступность растет по всей стране. Уж мне бы могли и не рассказывать, подумал Фелисито.

Он ушел в свою спальню около одиннадцати, и, хотя после дневных треволнений тотчас уснул, в два часа он проснулся и до рассвета почти не смыкал глаз. Его осаждали страхи, предчувствие катастрофы и, самое главное, горькое ощущение бессилия и беспомощности перед лицом надвигающейся беды. Стоило Фелисито задремать, как в голове его вспыхивали картины болезней, катаклизмов и других напастей. А еще ему приснился кошмар с паучками.

Поднялся Фелисито в шесть утра. Стоя перед зеркалом, он проделал серию упражнений цигун, как всегда вспоминая бакалейщика Лау. Вот поза дерева, которое качается вперед и назад, влево, вправо и по кругу — как ветер подует. Прочно утвердившись ногами на полу, пытаясь опустошить свой разум, Фелисито раскачивался в поисках центра. Найти центр. Не терять центра. Очень медленно поднимать и опускать руки, пока мелкий дождик освежает тело и душу, расслабляет нервы и мускулы. Удерживать небо и землю на своих местах, не давать им соприкоснуться — с помощью рук: левая наверху, преграждает дорогу небу, правая внизу, сдерживает землю. А теперь массаж предплечий, лица, почек, ног, чтобы избавиться от напряжения, поселившегося во всех частях тела. Разгрести воду руками, потом соединить ладони. Согреть мягким неторопливым массажем поясничную область. Раскинуть руки наподобие крыльев бабочки. Поначалу необыкновенная тягучесть движений, дыхание как в замедленной съемке, когда воздух прогонялся по всем отделам организма, — все это раздражало Фелисито, однако с годами он привык. Теперь он понимал, что в неспешности как раз и коренится целебный эффект, достигаемый при помощи нерезких, но глубоких вдохов и выдохов, этих движений, когда, поднимая левую руку вверх и устремляя правую к земле, слегка согнувшись в коленях, он удерживал на положенном месте небосвод со звездами и противился концу света. Когда Фелисито наконец закрыл глаза и несколько минут постоял в неподвижности, соединив ладони как для молитвы, прошло ровно полчаса. В окна уже проникал млечно-белый свет перуанского утра.

Громкий стук в дверь оторвал его от гимнастики. Фелисито пошел открывать, подумав, что в это утро Сатурнина явилась как-то рановато: служанка никогда не приходила раньше семи. Но на пороге своего дома коммерсант увидел вовсе не ее, а слепого Лусиндо.

— Бегите скорее, дон Фелисито. — Нищий был страшно взволнован. — На углу мне сказали, что горит ваша контора на проспекте Санчеса Серро, так что звоните пожарным и летите что есть духу.

IV

На памяти Ригоберто и Лукреции бракосочетание Исмаэля и Армиды было самым стремительным и малолюдным, впрочем одним сюрпризом в тот день не обошлось. Церемония проходила в муниципалитете района Чоррильос, в такой ранний час, когда ребятишки в форменных курточках еще только отправлялись в школу, а маршрутки и автобусы были набиты служащими, спешащими добраться до офисов в Барранко, Мирафлоресе и Чоррильосе. Исмаэль принял все меры к тому, чтобы сыновья не прознали о предстоящей свадьбе, поэтому он только накануне вечером известил Ригоберто, что тому надлежит явиться в муниципалитет — с супругой или без — ровно в девять утра, имея при себе положенные документы.