Капитан поднес бумагу к настольной лампе и погрузился в чтение. Затем он передал письмо Литуме и пробормотал сквозь зубы: «Похоже, запахло жареным».

— Я требую объяснений, — задыхаясь от бешенства, повторил Фелисито. — Откуда эти бандиты узнали, что я принес первую анонимку в полицию?

— Здесь возможно множество вариантов, сеньор Янаке. — Капитан Сильва пожал плечами и участливо посмотрел на посетителя. — Например, они за вами проследили. Или они вас хорошо знают и понимают, что вы человек, который не позволяет себя шантажировать, который идет и заявляет на шантажистов в полицию. Или, например, им рассказал кто-нибудь, кому вы обмолвились о вашем визите в комиссариат. Или же — допустим — эти анонимки пишем мы сами, подлецы, каких мало, решившие вас пощипать. Такое вам в голову не приходило? Вот отчего вы явились сюда мрачнее тучи, че гуа, как выражаются ваши земляки.

Фелисито подавил в себе желание ответить, что да, приходило! В тот момент он злился на двух полицейских гораздо сильнее, чем на авторов писем с паучком.

— Вы обнаружили это на двери своего дома?

Лицо коммерсанта вспыхнуло, он, как мог, пытался скрыть замешательство.

— Его пришпилили на дверь одной особы, которую я часто посещаю.

Литума и капитан Сильва обменялись красноречивыми взглядами.

— Стало быть, они отменно представляют себе вашу жизнь, сеньор Янаке, — процедил капитан, явно наслаждаясь ситуацией. — Этим стервецам известно даже, кого вы посещаете. Как видно, они потрудились над своим расследованием. Из этого мы можем заключить, что вы столкнулись с профессионалами, а не с любителями.

— И что же будет дальше? — спросил коммерсант. Недавняя ярость уступила место печали и сознанию полного бессилия. Происходящее с ним было несправедливо, было жестоко. Почему и за что там, наверху, решили его наказать? Что он сделал плохого, Боже праведный? Мать их так!

— Теперь они попытаются вас запугать, чтобы вы присмирели, — заметил капитан таким тоном, как будто речь шла о вечерней прохладе. — Чтобы заставить вас поверить в их могущество и безнаказанность. И вот, мать их так, тут они совершают свою первую ошибку. С этого момента мы пойдем по их следу. Проявите терпение, сеньор Янаке. Пусть вам сейчас и не верится, дело движется в нужную сторону.

— Вам легко говорить, наблюдая за происходящим из отдельной ложи, — философски ответствовал коммерсант. — Это ведь не вы получаете угрозы, которые переворачивают вашу жизнь с ног на голову. Вы просите о терпении, в то время как эти подонки замышляют злодейство против меня или моей семьи, чтобы заставить меня присмиреть?

— Налейте сеньору Янаке стаканчик воды, Литума, — распорядился капитан Сильва все тем же издевательским тоном. — Я не хочу, чтобы он потерял сознание, не то нас обвинят в ущемлении гражданских прав уважаемого пьюранского бизнесмена.

А ведь этот фараон недалек от истины, подумал Фелисито. Да, его может хватить удар, и он, окоченевший, будет лежать на этом грязном, усыпанном окурками полу. Прискорбная смерть в комиссариате, причина которой — бессилие перед несколькими проходимцами без роду и племени, играющими с ним, рисующими для него паучков. Фелисито вспомнил об отце и содрогнулся, представив себе его обветренное лицо, всегда серьезное, хмурое, прорезанное глубокими, точно шрамы от ножа, морщинами, его спутанные волосы и беззубый рот. «Что я должен сделать, отец? Знаю-знаю, не позволять, чтобы меня топтали, не отдавать ни единого сентаво из честно заработанных денег. Но что еще вы могли бы мне посоветовать, будь вы живы? Сидеть на месте в ожидании следующего анонимного послания? На это у меня никаких нервов не хватит, отец».