— Мне трудно поверить, что вы так вот запросто спустили штаны перед этими мудаками, — горестно изрек Фелисито. — В башке не укладывается, клянусь вам. И это вы, дружище, всегда выступавший таким храбрецом!

— Да это же пустяк, незначительная сумма, которая включается в общие расходы, — пристыженно пожал плечами Рыжий, не зная, куда девать руки — как будто они были лишними. — Не стоит рисковать жизнью ради этакой мелочи, Фелисито. Сумма в пятьсот долларов, которую они запросили, снизилась бы вдвое, если бы вы договорились по-хорошему, даю слово. Полюбуйтесь, во что они превратили вашу контору! А вы, сверх всего, несете объявление в «Эль Тьемпо». Ставите на кон вашу жизнь и жизнь ваших близких. И даже жизнь бедняжки Мабель, неужели вам не ясно? Вам никогда с ними не совладать, я уверен в этом так же, как и в том, что меня зовут Виньоло. Земля — она круглая, а не квадратная. Смиритесь с этим и не пытайтесь исправить всю кривду мира, в котором мы живем. Мафия весьма могущественна, она проникла повсюду, у нее есть свои люди даже в правительстве и среди судей. И ваша вера в полицию — тоже сущая наивность. Я бы не удивился, узнав, что и фараоны тоже в этом замешаны. Вы что, не знаете, в какой стране мы живем?

Фелисито Янаке почти не слушал. Ему действительно стоило большого труда поверить: Рыжий Виньоло ежемесячно платит дань мафии. Он знал Рыжего вот уже двадцать лет и всегда считал его лихим парнем. Что же это за мир, мать твою?!

— Вы уверены, что все транспортные компании им платят? — переспросил Фелисито, заглядывая другу в глаза. — Вы не преувеличиваете?

— Если не верите мне, спросите сами. Я уверен, как и в том, что меня зовут Виньоло. Если не все, то почти все. Сейчас не те времена, чтобы играть в героев, мой друг. Самое главное — это чтобы можно было работать, чтобы дело делалось. И если для этого приходится откупаться, мы откупаемся, и точка. Последуйте моему примеру и не суйте руки в огонь, дружище. А не то потом пожалеете. Не рискуйте тем, что вы так самоотверженно создавали. Мне бы не хотелось присутствовать на заупокойной службе по вас.

После этого разговора Фелисито ходил как в воду опущенный. Боль, сострадание, гнев, изумление — вот что он чувствовал. Он не мог прийти в себя даже в своем вечернем уединении, слушая записи Сесилии Баррасы. Как могли его коллеги-транспортники допустить, чтобы их использовали самым позорным образом? Неужели они не сознавали, что, потворствуя шантажистам, они связывают себя по рукам и ногам и рискуют своим будущим? Ублюдки станут требовать все больше, пока не переломят им хребет. Казалось, вся Пьюра вступила в сговор, чтобы вредить ему, и даже люди, которые обнимают и поздравляют его на улице, — это лицемерные конспираторы, задавшиеся целью отобрать у него все, над чем он столько лет трудился в поте лица. «Как бы ни повернулось дело, будьте спокойны, отец, ваш сын не позволит себя топтать ни этим трусам, ни кому-либо еще».

Слава, пришедшая к Фелисито Янаке из-за коротенького объявления в «Эль Тьемпо», не изменила хода его размеренной трудолюбивой жизни — вот только он все никак не мог привыкнуть, что его узнают на улице. Фелисито весь сжимался и не знал, что отвечать на похвалы и изъявления солидарности со стороны прохожих. Коммерсант, как и прежде, поднимался в раннюю рань, проделывал комплекс упражнений цигун и приходил в «Транспортес Нариуала» еще до восьми. Его, конечно, не могло не заботить уменьшение количества грузов и пассажиров, но это было и неудивительно: понятно, что после пожара некоторые клиенты перепугались, что бандиты возьмутся и за подвижной состав, примутся нападать на автобусы и поджигать их прямо на дорогах.