|
Вопросы журналистов смущали Фелисито; руки начинали потеть, а по спине пробегали холодные ящерки. Говорил он с долгими паузами, подыскивая слова, и твердо отказывался от сочетаний «гражданское мужество» и «пример для подражания». Ничего подобного, что за нелепость, он просто исполнял завет своего отца, оставленный ему еще в наследство: «Никому не позволяй себя топтать, сынок». Журналисты улыбались, некоторые посматривали на него как на бахвала. Фелисито не обращал внимания. Он продолжал, поднимая сердце из пяток. Он просто привык трудиться, вот и все. Родился он бедняком из бедняков, в Япатере, что неподалеку от Чулуканаса, и все, что у него есть, он заработал собственным трудом. Он платит налоги и соблюдает законы. Так как же он может позволить каким-то ублюдкам, которые шлют угрожающие письма и даже не показываются на глаза, отнять у него нажитое? Если бы никто не потакал шантажу, то и шантажисты бы перевелись.
А еще Фелисито очень не любил получать почетные награды: он покрывался холодным потом, если требовалось произнести речь. Конечно, в глубине души он гордился собой и представлял, как радовался бы его отец, батрак по имени Алиньо Янаке, медали «Образцовый гражданин», которую повесили на грудь Фелисито в Ротари-клубе во время торжественного обеда в Пьюранском центре в присутствии президента региона Пьюра, алькальда и епископа. Однако стоило Фелисито подойти к микрофону, чтобы произнести слова благодарности, как язык его завязался узлом и голоса его как не бывало. То же самое произошло и в Культурно-спортивном обществе имени Энрике Лопеса Альбу́хара, объявившем его «Пьюранцем года». В те самые дни в дом на улице Арекипа пришло письмо из Клуба Грау, подписанное его президентом, знаменитым химиком-фармацевтом доктором Гарабито Леоном Семинарио. В письме сообщалось, что совет клуба единогласно принял его заявку на вступление. Фелисито не мог поверить собственным глазам. Он посылал эту заявку два или три года назад и, не получив никакого ответа, решил, что его забаллотировали из-за смуглой кожи, поскольку в Клубе Грау считалось, что только белые господа имеют право играть в теннис, в пинг-понг, в карты или кости, плавать в бассейне и танцевать в концертные субботы под музыку лучших пьюранских оркестров. Фелисито набрался смелости и отослал свою заявку, когда услышал на празднике в Клубе Грау Сесилию Баррасу, свою любимую креольскую певицу. Он пришел на праздник вместе с Мабель и сидел за столиком Рыжего Виньоло, который являлся членом клуба. Если бы Фелисито попросили назвать самый лучший момент в его жизни, он выбрал бы именно тот вечер. Сесилия Барраса была его тайной любовью, еще когда коммерсант не видел ее ни на фотографиях, ни вживую. Он влюбился в нее по голосу. И никому ничего не сказал — это было слишком личное. Однажды он сидел в закрытой ныне «Королеве», ресторане на углу набережной Эгигурен и проспекта Санчеса Серро, — там в первую субботу месяца собиралось на обед правление Ассоциации междугородных водителей Пьюры. Члены правления попивали ароматическую настойку, когда Фелисито вдруг услышал по радио свой любимый вальс — «Душа, сердце и жизнь». Такого нежного, трепетного, мастерского исполнения ему прежде слышать не доводилось. Ни Хесус Васкес, ни «Морочукос», ни Луча Рейес — никто из креольских певцов не исполнял этот прекрасный вальс с таким чувством, иронией и лукавством, как эта женщина, голос которой он слушал впервые в жизни. Она вкладывала в каждое слово, в каждый звук столько искренности и гармонии, что хотелось танцевать и даже плакать. Фелисито спросил, как зовут певицу, ему сказали: Сесилия Барраса. Вслушиваясь в этот голос, Фелисито как будто в один миг ясно понял значение многих слов из креольских вальсов, которые прежде казались ему таинственными и непостижимыми, — арпеджио, каденция, видение, восторг, тоска, сладость: Фелисито почувствовал, что завоеван, потрясен, очарован и любим. |
