— Вот это мне нравится, Фончито, — похвалил сына дон Ригоберто. — Зато потом времени на девочек у тебя будет хоть отбавляй.

И вдруг неожиданно румяное личико осветилось улыбкой, а в глазах Фончито появилось опасное лукавство прошлых времен.

— К тому же, Лукреция, ты ведь знаешь, что единственная женщина в мире, которая мне нравится, — это ты.

— Ах ты господи, дай я тебя поцелую, малыш! — Донья Лукреция захлопала в ладоши. — Но что делают эти руки, муж мой? Что это значит?

— Это значит, что все эти разговоры о дьяволе возбуждают и мое воображение… и кое-что еще, любовь моя.

И они долго наслаждались друг другом, решив, что шуточка насчет дьявола отошла в мир иной. Но нет, пока что не отошла.

VII

Случилось так, что однажды утром сержант Литума и капитан Сильва (последнему пришлось временно поумерить свой пыл в отношении пьюранок вообще и сеньоры Хосефиты в частности) обратили все свои пять чувств на дело Фелисито Янаке, силясь отыскать путеводную нить, которая направила бы их расследование. Накануне полковник Риос Пардо, он же Скребисук, снова устроил им выволочку, причем ругался последними словами, поскольку известие о вызове, который Фелисито бросил мафиози в газете «Эль Тьемпо», добралось уже и до Лимы. Министр внутренних дел лично звонил полковнику и требовал распутать скандальный случай немедленно. Столичная пресса эхом отозвалась на объявление коммерсанта, и теперь не только полиция, но и само правительство выглядело комично в глазах общественности. Достать этих шантажистов и хорошенько проучить — такой приказ поступил с самых верхов.

— Мы должны восстановить авторитет полиции, мать вашу! — рычал из-под своих огромных усов разъяренный Скребисук, и глазищи его полыхали жаром, точно угли. — Кучка пакостников не может так измываться над нами. Или вы возьмете их ipso facto, или будете сожалеть об этом деле до конца своей службы. Клянусь святым Мартином де Порресом и самим Господом Богом!

Литума и капитан Сильва под лупой изучили показания всех свидетелей, составили картотеку с перекрестными ссылками, сопоставили информацию, тасуя предположения и отбрасывая их одно за другим. Время от времени в качестве передышки капитан разражался хвалебными речами — лихорадочно-сексуального характера — по поводу округлостей сеньоры Хосефиты: он уже успел влюбиться в секретаршу Фелисито. Непристойно жестикулируя, он абсолютно серьезным тоном объяснял своему подчиненному, что эти ягодицы — не просто большие, круглые и симметричные, они еще «слегка подпрыгивают при ходьбе», отчего у капитана в унисон начинали пульсировать и сердце, и кое-что еще. Вот почему, — заявлял он, — «несмотря на возраст, лунообразное лицо и легкую косолапость, Хосефита — это бабенка будьте-нате».

— За нее куда приятнее подержаться, чем за роскошную Мабель, если уж ты так настаиваешь на сопоставлениях, Литума, — уточнил капитан. Глаза его выпучились: он как будто видел прямо перед собой задницы двух дам и производил сложное сравнение. — Да, я признаю, что подруга дона Фелисито обладает изящным силуэтом, задорными сиськами, полными руками и ногами правильной формы, но вот нижняя палуба, как ты наверняка заметил, оставляет желать лучшего. Особо не ухватишься. Этот зад не смог развиться, не расцвел; в какой-то момент он словно бы атрофировался. Согласно моей классификации, это «робкий задок», ну, ты меня понимаешь.

— Почему бы вам не сосредоточиться на расследовании, мой капитан? — упрашивал Литума. — Вы же видели, как бесится полковник Риос Пардо. Такими темпами мы никогда не распутаем это дело и никогда больше не получим повышения.