— А представь себе, если окажется, что дьявол существует, что он перуанец и зовут его Эдильберто Торрес? — Лукрецию обуял внезапный приступ смеха. Но Ригоберто видел, что это нервный смех.

Они лежали в постели, и было очевидно, что в этот ночной час уже не будет рассказов, фантазий и любовных ласк. В последнее время такое случалось с ними довольно часто. Вместо того чтобы выдумывать возбуждающие истории, они принимались беседовать и часто увлекались так, что все их время уходило на разговоры, пока наконец сон не оказывался сильнее.

— Боюсь, что тут не до смеха, — одернула сама себя Лукреция, снова вдруг посерьезневшая. — Это дело все больше набирает обороты, Ригоберто. Мы должны что-то сделать. Не знаю что, но должны. Мы не можем смотреть в другую сторону, как будто ничего не происходит.

— По крайней мере теперь я уверен, что это просто фантазии, вполне для него типичные, — раздумывал Ригоберто. — Вот только чего он добивается своими рассказами? Такие вещи не происходят просто так — у них всегда есть подоплека, какие-нибудь корни в подсознании.

— Иногда он бывает таким молчаливым, настолько погруженным в себя, что я умираю от жалости, любовь моя. Я чувствую, что мальчик страдает в молчании, и это разрывает мне душу. Он ведь уже знает, что мы не верим в эти встречи, и потому больше о них не рассказывает. А это, конечно, еще хуже.

— У него могут возникать видения, галлюцинации, — рассуждал дон Ригоберто. — Такое случается с абсолютно нормальными людьми, и с умными, и с дураками. Ему кажется, что он видит то, чего на самом деле не видит: все это существует только у него в голове.

— Ну конечно, это определенно его вымыслы, — подтвердила донья Лукреция. — Мы ведь считаем, что дьявола не существует. Я верила в него до встречи с тобой, Ригоберто. В Господа и в дьявола, как верят в любой католической семье. Ты убедил меня, что это предрассудки, благоглупости невежественных людей. А теперь получается, что этот несуществующий дьявол вторгается в нашу семью, — ведь так?

Лукреция снова нервно хихикнула и тут же умолкла. Теперь она была спокойна и задумчива.

— Откровенно говоря, я не знаю, существует он или нет, — признался Ригоберто. — Единственное, в чем я теперь убежден, так это в том, что ты сказала. Да, возможно, дьявол существует — вот как далеко я готов зайти. Но я не могу допустить, что он перуанец, что его зовут Эдильберто Торрес и что он тратит свое время на беготню за учениками из школы «Маркхэм». И хватит уже об этом!

Они обсуждали дело и так и этак и в конце концов решили отвести Фончито на психологическое обследование. Навели справки через знакомых. Все единодушно рекомендовали им доктора Аугусту Дельмиру Се́спедес. Она обучалась во Франции, была специалистом по детской психологии, и те родители, которые приводили к ней своих сыновей и дочек, рассказывали чудеса о ее учености и проницательности. Лукреция и Ригоберто опасались, что Фончито не захочет идти, и тысячу раз подстраховались, чтобы помягче объяснить ему ситуацию. Однако, к их общему удивлению, мальчуган и не думал возражать. Он согласился увидеться с психологом, несколько раз ходил к ней на консультацию, прошел все предложенные тесты и беседовал с доктором Сеспедес абсолютно открыто и доброжелательно. Когда Ригоберто и Лукреция сами нанесли визит донье Аугусте, она встретила их с обнадеживающей улыбкой. Это была женщина лет шестидесяти, полненькая, миловидная, подвижная и очень говорливая.