— А что это была за сделка?

— Мы задумали, продавать сельскохозяйственную технику в северные общины и кооперативы, — пояснил Хосе. — А эти стервецы так и не заплатили. Опротестовали все заключенные договоры. Мы тогда потеряли почти все, что вложили.

Больше Литума не приставал с расспросами. В ту ночь, попрощавшись и поблагодарив братьев Леон за ужин, добравшись на маршрутке до своего пансиона и улегшись в постель, полицейский еще долго не спал, размышляя о своих двоюродных братьях. Особенно о Хосе. Что же в нем было не так? Только ли его рисуночки на деревянном столе? А может, и в поведении его было что-то подозрительное? Хосе проявлял странную нервозность всякий раз, когда в разговоре всплывали сыновья дона Фелисито. Или же Литума сам додумывал эти странности из-за того, что расследование не продвигалось? Что теперь делать — поделиться своими сомнениями с капитаном Сильвой? Нет, лучше подождать, пока его призрачные подозрения не обретут четкий контур.

Однако первое, что Литума сделал в комиссариате на следующее утро, — это рассказал обо всем своему начальнику. Капитан Сильва слушал внимательно, не перебивая, делая пометки в маленьком блокнотике; карандаш у него был такой крошечный, что из-под пальцев и не разглядишь. В конце концов капитан пробормотал: «Тут, мне кажется, ничего серьезного нет. Никакого следа, Литума. Твои братья, по-моему, чисты, как девственницы». Но потом он еще долго молчал, раздумывал, покусывая карандаш, точно окурок. Наконец капитан принял решение:

— Знаешь, что мы сделаем, Литума? Еще раз побеседуем с сыновьями дона Фелисито. Судя по твоему рассказу, мы пока что не весь сок выжали из этой парочки. Нужно еще немножко поддавить. Вызови-ка их на завтра — естественно, по отдельности.

В этот момент в дверь постучал дежурный полицейский, потом в кабинет просунулось его юное безусое лицо. «Мой капитан, вам звонит сеньор Фелисито Янаке. Дело срочное». Литума видел, как капитан придвигает к себе старый аппарат, слышал, как он здоровается: «Доброе утро, дон». И как просияло лицо начальника — словно ему только что сообщили, что он выиграл главный приз в лотерее. «Мы выезжаем!» — взвизгнул он и повесил трубку.

— Слышишь, Литума, Мабель объявилась. Она сейчас у себя дома, в Кастилье. Давай живее! Что я тебе говорил? Они поверили в нашу сказочку. Они ее отпустили!

Капитан был так счастлив, словно ему уже предстояло вступить в бой с бандой паучка.

X

— Вот так сюрприз! — воскликнул падре О’Донован, увидев в ризнице Ригоберто. Святой отец только что снял облачение, в котором служил восьмичасовую мессу. — Ты здесь, Ушастик? Давненько мы не виделись. Глазам не верю.

Пепи́н О’Донован был мужчина высокий, тучный, благодушный, с обширной лысиной и веселыми глазами, сверкавшими за стеклами очков с роговой оправой. Он, казалось, занимал все пространство в этой комнатушке с обшарпанными стенами и щербатым полом, в которую свет проникал через затканное паутиной оконце в крыше.

Мужчины обнялись с давнишней сердечностью: они не виделись несколько месяцев, а может, и год. В школе «Ла-Реколета», где они вместе учились с первого класса начальной школы до пятого класса средней, они были лучшими друзьями, а иногда и соседями по парте. Да и потом, поступив на факультет права в Католический университет, они продолжали тесно общаться. Вместе выступали в «Католическом действии», вместе занимались, ходили на одни и те же лекции. До тех пор, пока в один прекрасный день Пепин О’Донован не преподнес своему другу величайший сюрприз.