Сквозь пышные складки юбки моя рука чувствовала, как подергиваются ее мышцы — совсем как у лошади, которую гладит хозяин. При этом ничто не отразилось на ее лице, в котором действительно, это мне не показалось, было что-то лицемерное. В конце концов Рита отошла, а я, поймав ее быстрый взгляд, устанавливавший между нами отношения тайного сообщничества, вынужден был констатировать, что прямо сейчас, еще до переезда, оказался в положении несравненно худшем, чем десять лет назад: в ту пору, что бы ни случилось, я бы все-таки не стал лапать собственную горничную.
Мать сняла ногу с моего ботинка в тот самый миг, когда я оторвал руку от Ритиного бедра: это совпадение было странным, можно было подумать, что мать действовала со мной заодно. Я же сразу возобновил прерванный разговор:
— Итак, ты работаешь до часу и позже каждый день?
— Каждый день, кроме воскресенья.
— А в воскресенье что ты делаешь?
— Хожу к мессе.
— В какую церковь?
— Святого Себастьяна.
— Что ты делаешь в церкви?
— То же, что и все, — слушаю мессу.
— А ты когда-нибудь исповедуешься?
— Разумеется, исповедуюсь. И причащаюсь.
— И священник отпускает тебе грехи?
— Мне никогда не приходилось исповедоваться в слишком тяжких грехах, — сказала мать с некоторым даже кокетством. — Знаешь, что говорит мне иногда дон Луиджи? «Синьора, ваши грехи кончаются там, где другие только начинают». Да и какие могут быть грехи в мои годы?
И она посмотрела на меня, как бы говоря: я давно уже отказалась от того единственного, что могло заставить меня согрешить.
После небольшой паузы я возобновил разговор:
— Вернемся к твоему расписанию. Итак, в будни ты по утрам работаешь, ну а потом?
— А потом обедаю.
— Одна?
— Да, утром я всегда ем одна. Лишь изредка приглашаю адвоката; в тех случаях, когда мы не успеваем кончить какое-нибудь дело и должны продолжить его во вторую половину дня.
— А кто этот адвокат? Де Сантис?
— Да, по-прежнему он.
— Ну а после завтрака?
— После завтрака я гуляю в саду.
— А потом?
— Иду отдыхать.
— То есть спать?
— Нет, я не сплю, просто снимаю туфли и, не раздеваясь, ложусь в постель. Но не сплю: лежу, думаю.
— О чем?
И я снова увидел, как она рассмеялась, смущенно и нервно, словно девушка, которую заставляют говорить о любви.
— Ну, когда как. Скажем, сейчас, в последние дни, знаешь, о чем я думала?
— О чем?
— Я думала о доме, который продается на набережной Фламинио. Редкостная оказия — одно местоположение чего стоит. К сожалению, сейчас я не могу себе этого позволить, но все равно об этом думаю. А иногда я думаю о вещах, которые могу себе позволить, как, например, вот это. — Она протянула руку и показала мне кольцо с огромным изумрудом, окруженным бриллиантами. — Я долго думала, взвешивала все за и против и в конце концов решилась и купила.
— Ну а когда отдохнешь, что ты делаешь?
— Да что же это, в конце концов, такое, допрос, что ли?
— Я тебе уже говорил, что хочу войти в курс твоей жизни.
Очень неохотно она сказала:
— Ну мало ли что… делаю, например, визиты.
— Кому?
— Когда как: бывает, надо пойти на какой-нибудь прием или коктейль, а кроме того, у меня есть подруги.
— И много у тебя подруг?
— Почти со всеми, с кем я дружила в пансионе, я и сейчас дружу, — сказала мать с неожиданно задумчивым видом. |