…Боссард, видимо, вернулся в лоно своего семейства, а Малышев, здоровый, ловкий и стройный, в парке «Сокольники» уговаривал боязливую Маринку покрутиться на бешеном воздушном аттракционе…

А следующим утром Веньку срочно забрали в операционную – предстояла операция на лучезапястном суставе.

Самой операции Венька не боялся. Наоборот, с радостью готовился дополнительно выспаться на операционном столе. Ему казалось плевым делом – поставить металлический фиксатор в месте перелома для правильного сращивания кости. Так оно, в общем, и оказалось. Подвел же неопытного в медицинских тонкостях Веньку не сам процесс, а особый, так называемый облегченный, наркоз. Наложившийся еще на похмелье (бутылку, которую принесла мать, он благополучно допил) и глубочайший стресс.

Не раз и не два Малышев потом обдумывал причины, по которым дорогостоящий облегченный наркоз оказался таким смертельно страшным.

Глава 9. Те же и оне же

Когда игла анестезиолога вонзилась в вену привязанной руки, Венька приготовился к знакомым ощущениям. Вот сейчас: начнут расплываться очертания, затихать все звуки – и сознание исчезнет. Но не тут-то было!

Венька очутился в комнате с мягкими пластилиновыми потолком и стенами, в центре которой на полу горбился и вытягивался пластилиновый же «пуфик». Очертания потолка и стен менялись, вытягиваясь и удлиняясь вверх, в бездонное пространство. Венька чувствовал себя малой мыслящей частицей без тела, совершенно беззащитно отданной во власть иным предметам. Вылетев в пространство, он оказался в чем-то вроде железной гремучей вагонетки на железных рельсах, мотающейся вверх и ухающей вниз, как на американских горках. Почему-то и рельсы, и вагонетка были усажены металлическими штырями и кривыми остовами железной арматуры, сквозь которые приходилось со скрежетом продираться. Добравшись до самой высокой точки, вагонетка собиралась в очередной раз ухнуть с размаху вниз, в бездну. Но на самом верху нерешительно задержалась – и поползла назад, к исходной точке пути, все с тем же воем и скрежетом. К нему теперь прибавился глухой звук чьих-то неживых, механических голосов, отдающих команды на неведомом языке… Вагонетка наконец добралась обратно и доставила Веньку в ту же пластилиновую комнату, а затем, еще не чувствуя тела, он услышал над собой голоса врачей и сестер. Малышев искренне возблагодарил высшие силы за чудесное спасение. Много лет он не мог отделаться от навязчивой отчетливой мысли: если б вагонетка тогда ухнула вниз – ему настал бы конец…

А пока все завершилось благополучно. Руку подремонтировали, наложили заново гипс. До вечера тянулся послеоперационный «отходняк» в палате: мелькали гости той пластилиновой комнаты, вырастали белые «пуфики» на стене перед кроватью… И только ночью, вместе с двойной дозой обезболивающего, пришел желанный сон и бесценное безоблачное прошлое…

Следующий день Венька и Борис Борисович – Барбос, как, по его же собственному признанию, окрестили его приятели, – провели в палате вдвоем.

Малышев чувствовал себя вконец разбитым, маялся черными мыслями об инвалидной коляске… А Борис Борисович, прикованный к кровати и занятый «подметанием» домашних харчей, уже всерьез страдал от самого натурального… запора.